Последняя ночь в Сьюдад-Трухильо

Там я вытащил булавку с фальшивой жемчужиной и внимательно ее изучил. На довольно толстом острие возле самой жемчужной головки находилось нечто вроде микроскопического гарпуна, удерживающего булавку в материи. Взявшись за этот шип, я дернул головку. Она поддалась, хотя острие было зажато у меня в пальцах. Еще один поворот — и жемчужина отделилась от острия, а вместе с ней — как из миниатюрных ножен — вырвалось скрытое внутри второе острие, гибкое и тонкое, как волос.

Я нажал головку булавки. Тоненькая проволочка на миллиметр вошла внутрь жемчужины. На кончике полого острия появилась капелька сероватой жидкости. Мои подозрения подтвердились.

Я вышел в коридор, по которому постоянно шныряли кошки. Как раз одна из них сидела у моих дверей — я иногда выносил ей остатки завтрака. Она подняла морду. Я положил одну руку ей на затылок, а другой, в которой сжимал головку булавки, легонько, совсем легонько нажал за ухом.

Кошка оскалила зубы, поднялась на задние лапки, передними потянулась к морде и внезапно упала, вытянув все четыре лапы.

Я закрыл дверь. Теперь я знал, как погиб Серхио Бенкосме, как убили Лоретту и ее отца. Доминиканский агент под любым предлогом или без оного, сев в машину рядом с Флинном, такой булавкой уколол его голову и вылез. Во всех известных мне таинственных случаях убийца прикасался к коже головы среди волос, и поэтому никогда не удавалось обнаружить следов укола. Их не нашли бы и у меня, не поторопись я при разговоре с Рони возле моего дома. Рони, коснувшись торчащей в галстуке булавки, направился было ко мне, но я уже сел в машину и захлопнул дверцы.

Я также убедился, что штифт иглы, снабженный направленным кверху острым зубцом, оставался в материи, в которую она была заколота; стоило двумя оборотами повернуть саму жемчужину — и из ножен вылезало острие, наполненное концентратом какого-то необычайно сильного яда, более эффективного, чем кураре, и молниеносно усваивающегося организмом.

Было ли обладание такой булавкой привилегией членов «Белой Розы»? Принадлежал ли к этому союзу белобрысый Рони, с которым я дважды встречался в Нью-Йорке?

Я осторожно вставил острие в штифт и, дважды повернув жемчужину, воткнул булавку под мышкой с внутренней стороны пиджака. Потом я захлопнул окно и запер дверь. В замке я укрепил автомат, не позволяющий вставить извне ключ или отмычку, сунул под подушку кольт и лег спать.

32

У Бисли не было ни минуты покоя. Члены самых разнообразных комиссий ОАГ засыпали его бессмысленными вопросами и фантастическими предложениями. Время от времени приходилось выдерживать натиск репортеров, однако он не был уполномочен информировать их без согласия совета комиссии. Несколько раз с ним беседовали деятели из ЦРУ, которым он должен был представлять отчеты о ходе следствия. От них же узнать ничего не удалось; он только понял, что в Сьюдад-Трухильо через посредничество Этвуда используют собранные Уинном материалы и что за ним там наблюдают.

Бисли узнал, что цепь страшных происшествий, объединяющая похищение Галиндеса, смерть Флинна и его дочери, а также исчезновение Мерфи, с привлечением дела Тена, вероятно, закончится судебным процессом против третьестепенных лиц, эпизодических статистов чудовищного преступления. Однако финал интересовал Бисли меньше всего — он не был ни шефом ФБР, ни Даллесом, ни председателем Верховного суда США. Пусть они об этом заботятся.

Агент из Майами, тайно собирающий материалы, касающиеся стран Карибской зоны, по телефону сообщил о прибытии в «Эверглейдс Отель» секретарши Этвуда и передал полученные им от нее известия, в том числе название аэродрома Икс — Эмитивилль. Он сказал Бисли, что вместе с девушкой ждет у телефона результатов его посещения Эмитивилля. Бисли обрадовался: наконец-то в сплошном мраке сверкнул луч света — появилась нить, которая приведет их к нью-йоркскому центру «Белой Розы».

Он тут же вызвал трех агентов из так называемой «оперативной группы» и, пока ждал их, позвонил на аэродром.

— Кто у телефона?

— Генри Ковальский, аэродром Эмитивилль. В чем дело?

— Хэлло! Вы сторож аэродрома?

— Есть здесь у нас один, он живет в сторожке возле ворот. Вы как раз в нее и звоните, но он вышел, и пока я сижу вместо него.

— Кто вы такой?

— Я механик. А в чем дело?

— Как зовут сторожа? И где он?

— Ральф Баллок его зовут. Он пошел перекусить. Метрах в двухстах отсюда есть бар, где можно поесть. Может быть, сходить за ним, я могу…

— Нет, спасибо, Генри. Как называется этот бар?

— «Ниагара». У меня есть их номер телефона. Если Ральф кому-нибудь нужен, ему звонят туда, и он тут же возвращается. Дать вам телефон?

Бисли записал номер, позвонил в «Ниагару» и попросил к телефону мистера Баллока.

— Доброе утро, мистер Баллок, — сказал Бисли.

— Доброе утро, — ответил Баллок, — кто со мной говорит?

— Мистер Ральф, не запомнился ли вам один день, когда на ваш аэродром приехала санитарная машина?

— Да, был такой случай с год назад. Кажется, двенадцатого марта.