Последняя обойма

«Вот так сразу в лоб и без десерта. Поезжай, не знаем куда, отыщи генерала авиации и спаси его неведомо как. Деятели… Какой черт начальство дернуло летать? Генерал ведь! Будь я генералом, я бы сидел в штабе, завел себе молодую и симпатичную секретаршу в короткой юбочке, которая приносила бы мне кофе и бутерброды, регулярно давала бы ценные советы и не только советы… Ух, начальнички! Хоть бы район поменьше очертили! Ладно… мы тоже не пальцем деланы. Берем инициативу в свои руки. Вперед за орденом!»

Поездка с ветерком до предгорья прошла без сучка без задоринки. Высадились и без промедления прошмыгнули к ближайшей лощине, затем полезли на склон. Пока бэтээры разворачивались, разведчиков и след простыл.

Через полчаса сумасшедшего марш-броска Фролов объявил привал. Бойцы отдыхали на горке, перекуривали под прикрытием груды валунов, а командир уточнял по карте место, намечая маршрут до нужной точки. Затем глотнул из фляги воды и повел группу дальше по хребту…

* * *

Готовясь к операции, Фролов тщательно изучил карту и выбрал наилучший маршрут от точки высадки до предполагаемого района катапультирования летчика. Маршрут получился несложный, если не брать в расчет парочку открытых и неприятных для пересечения мест. Неприятных потому, что неподалеку раскинулись мирные афганские селения.

Первые километры марш-броска прошли гладко. Хоть бойцам и не довелось нормально отдохнуть, но к нагрузкам ребята были привычные — никто не жаловался и не роптал. Затем случился небольшой казус: шедший первым снайпер Иван Кравченко просигналил «опасность», и группа залегла в неглубоких складках.

Впереди с пересекающимся курсом топали два подростка. Один тащил охапку хвороста, другой о чем-то живо рассказывал, жестикулируя тощими ручонками. Пришлось вжиматься в холодный грунт, пока подростки не протопали мимо. Убивать этих пацанов, брать грех на душу не хотелось, хотя они были все как один добровольными разведчиками-осведомителями «духов». Лучше разойтись незамеченными.

На исходе четвертого часа очень резвого перехода командир объявил сорокаминутный привал. Пора было перекусить и дать возможность людям восстановить дыхание.

Остановились в длинной глубокой ложбинке на хребте. Выставили два поста наблюдения. Основные силы расположились внизу, бойцы скинули надоевшую обувь, умылись водичкой из фляжек и приступили к обеду.

Ели быстро, чтобы осталось минут двадцать — двадцать пять на отдых. Давние друзья старшие лейтенанты Иволгин и Васильев как всегда расположились рядом. Тихо и неспешно потекла мирная беседа.

Лежа на боку, Васильев хвастал:

— …Это что! Какую классную деваху я повстречал!

— В отпуске, что ли?

— Естественно. В нашем гарнизоне таких молодых и красивых нет. Лучшие кадры в Кабуле!

— Рассказывай…

— Прогуливался я, значит, с одноклассником по улочкам нашего города. Тоже зимой дело было — февраль. Не помню, о чем болтали, только промерзли жутко и захотелось нам выпить. Зашли в подвал питейного заведения, популярного среди местной интеллигенции, студентов и прочих любителей знатно бухнуть. Там полумрак, живенько, играет приятная музычка. Какой-то бойкий паренек отмечал сдачу сессии, столы были сдвинуты буквой «Г». Народ пил дешевое винишко под вялые салаты, пустых граненых стаканов на столе стояло штук двадцать.

— И вы присоединились к ним? — предположил Иволгин.

— Да, присели в уголок, поскольку свободных столиков в заведении не оказалось. Вокруг было весело. Рядом сидела симпатичная подвыпившая барышня лет двадцати, которая для чего-то решила построить из пустых стаканов Вавилонскую башню. И это ей почти удалось.

— Рухнула?

— Естественно, — ответил Васильев любимым словцом. — И не просто рухнула, а с таким звоном, что музыка в заведении разом стихла, а из глубины служебного помещения материализовалась дородная тетка, готовая четвертовать любого из посетителей. В наступившей тишине она зловеще поинтересовалась, кто разбил посуду. Все молчали, в воздухе запахло скандалом.

— Хм, занятно, — усмехнулся Иволгин.

Васильев выудил из кармана пачку сигарет, выщелкнул одну, помял меж пальцев.

— Я был почти трезвый и быстрее других сообразил, разбилось всего несколько граненых стаканов стоимостью семь копеек.

— И ты решил спасти положение?

— Естественно. Достал пятерку, отдал тетке. Та успокоилась, смела битое стекло в совок и исчезла из зала. Все выдохнули, музыка заиграла снова, веселье продолжилось. А девчонка настолько восхитилась моим поступком, что прижалась худым тельцем и шепнула на ухо: «Поехали к тебе».

— А ты? — с придыханием спросил молодой Иволгин.

Тяжело вздохнув, товарищ отмахнулся:

— А я, Рома, почему-то сказал, что не стоит благодарности, и она ушла. Позже я пытался понять, почему я так сделал: дескать, было бы низко воспользоваться доступностью нетрезвой девочки; солдат ребенка не обидит и прочее. На самом деле я, наверное, просто растерялся. Молодо-зелено! Глупость! А она была красивая. Прямо как с обложки журнала.

Друзья замолчали, думая каждый о своем.