Последняя обойма

— Поэтому придется тебя убить, — подытожила Анна и вскинула «ТТ».

— Ты спятила? — заорал Боб. — Отдай ему своего Костика! Если ты убьешь Гиви, мы не узнаем имени!

— Это точно, — согласился Гиви, которого вид направленного на него пистолетного ствола нисколько не смущал. — Вы мне — этого гаденыша, я вам — имя.

И он подмигнул мне. А я улыбнулся в ответ. Гиви это немного озадачило. Я вспомнил, как он осматривал «Вольво», как блестели его глаза...

— Жадность, Гиви, — сказал я, — она тебя погубит рано или поздно. Это все равно что покупать «Вольво» за пять тысяч долларов.

— Что ты имеешь в виду? — не понял он.

— Речь идет о твоей жизни, — напомнил я. — Не торгуйся.

— Ты проспал, мальчик, — осклабился Гиви. — Ты пропустил один существенный момент. Речь уже идет о твоей жизни.

— Нет. — Я отрицательно помотал головой. Моя правая рука лежала в кармане плаща. Ей там было хорошо и спокойно. А указательному пальцу было так приятно гладить изгиб спускового крючка.

Между тем Боб продолжал гнуть свою линию.

— Ты как хочешь, — решительно проговорил он, глядя Анне прямо в глаза, — но я сдаю Гиви Ивановичу этого парня. Я не хочу терять премию из-за того, что у тебя в постели проходной двор...

— Я знала, что ты сорвешься, — ответила Анна. — Я только не знала, из-за чего. Из-за денег или из-за меня. И я не думала, что ты будешь это делать вот так. Прямо на работе. Я уже начинаю думать, что ты никакой не профи.

— Что ты говоришь? — скривился в издевательской ухмылке Боб. — Плевать мне на твои мысли. Эй, двигай к Гиви Ивановичу!

Это уже адресовалось непосредственно мне. И я даже не подумал пошевелиться. Мне было лень двигаться и говорить. Я ждал, когда все это наконец кончится.

— Костя, — тихо проговорила Анна. — Стой спокойно. Боря сошел с ума.

Она впервые назвала его настоящим именем, и Бобу следовало бы задуматься, почему она это делает. Но Боб пропустил слова Анны мимо ушей.

— Это ты спятила, — возразил он и наставил на меня «ремингтон». — Двигай.

— Боб, не надо этого делать. — Анна прошептала это как мольбу. И как большинство молитв, ее слова были оставлены без внимания.

— Не надо мной командовать! — сказал Боб. — Я и сам...

Он выронил «ремингтон». Потом сам упал на колени. Удивленно посмотрел на свою грудь. Наверное, ему было больно. И какая боль жгла его сильнее — физическая или душевная — кто знает? Я не знаю.

— Ты смогла в меня выстрелить? — изумленно пробормотал он, глядя на Анну.

Он еще этому не верил, дурак. У меня же не было никаких сомнений...

Потом Боб лег на мраморный пол и затих, так и не дождавшись от Анны слов прощания или прощения.

А у Гиви было очень напряженное лицо. Он смотрел в дуло моего «люгера», которое внезапно оказалось у него перед лицом, и руки его дрожали.

Я запустил руку за спину Гиви и извлек из-за пояса маленький дамский пистолетик.

— Перестань дрожать, — сказал я. — Уже нет смысла. Надо же, десять минут стоять и мучиться вопросом: «Успею вытащить или не успею?» То-то тебя всего трясло от этого искушения.

— Ну так и что ты думаешь? — спросил Гиви. — Успел бы я что-то сделать?

— Ни единого шанса, — ответил я. — Не из-за меня. Из-за нее.

— Так я и думал, — кивнул Гиви. — Просто очень хотелось попробовать...

Я бросил пистолет Гиви на пол и отшвырнул ногой в дальний угол кабинета. А потом отошел на прежнее место, продолжая держать Гиви Хромого на прицеле.

— Пора заканчивать, — сказал я Анне. — Мы уже пятнадцать минут тут возимся.

— Костя, — как-то странно сказала она. — Ты вот что...

— Да?

В отличие от Боба у меня не было никаких иллюзий на ее счет. И я ни секунды не сомневался, что если бы ей ради пользы дела понадобилось разнести мне голову из «ремингтона» — она бы это сделала. Без особенного удовольствия, но сделала бы.

— Костя, ты иди, — сказала Анна. — Я дальше сама управлюсь.

— Может быть, я все-таки...

— Я сама, — повторила она. — Ты уже сделал все, что нужно. Ты мне помог. Теперь иди... остальное — это уже мое дело.

— Хорошо, — сказал я и посмотрел из дверей кабинета на распростертое в холле тело длинноволосой блондинки. Ей тоже сказали: «Иди», а потом выстрелили в спину.

Я опустил «люгер» в карман плаща и отступил на шаг назад.

— Иди, Костя, — снова сказала Анна. — У меня будет еще небольшой разговор с Гиви Ивановичем, — произнося эти слова, она не смотрела в мою сторону.

И я пошел. Этот путь — от дверей кабинета Гиви до дверей в коридор — был самой длинной прогулкой в моей жизни. Я знал, что в любой момент пуля из «ремингтона» может разворотить мне спину. И я не хотел верить в то, что Анна сможет это сделать. Какое идиотство. В духе покойного Боба.

И так я шел — по мраморному полу, по коврам, минуя антикварные столики и немецкие кожаные диваны, минуя развешенные по стенкам пейзажи среднерусской возвышенности. Картины, должно быть, служили для создания обстановки расслабленности и умиротворения. Что же, все эти люди, лежащие на полу, были явно умиротворены. Раз и навсегда. И «ремингтоны» справились с этой задачей куда лучше, чем идиллические лужки на картинах.