Последняя обойма

— У меня есть, — Ясиков полез в скинутую на землю РРку. И почти тотчас в его руках оказались две туго смотанные пулемётные ленты. Можно было бы посмеяться: снайпер и ленты на двести пятьдесят штук каждая, но не смешно, это счастье, что у меня оказался такой снайпер! Я беру их и протягиваю Димарику. Надо бы ещё, но он отрицательно качает головой. Мы оба понимаем, ему хватит. Мы своих не бросаем, Димарик! Мы вернемся, Димарик! Мы найдем тебя, обязательно найдём! Димарик, мы вернёмся…

— Отходите! — приказываю я, желая остаться с Димариком наедине, чтобы сказать что-то важное, что-то главное, но слова вязнут на моих устах. Мы лежим рядом и молчим, секунды переходят в минуты, я осторожно вынимаю из разгрузки гранаты, разжимаю усики и кладу их в небольшую ямку под правую руку сержанта Маркитанова. Он поворачивает лицо в мою сторону и благодарно улыбается. Я запомню эту улыбку…

Ухнул сдвоенный залп гранатомётов, чехи поднялись и рванулись в атаку.

— Уходи, командир, уводи группу! — последнее слово потонуло в длинной, не кончающейся пулемётной очереди. В то же мгновение ветки над нами срезало, и совсем рядом — в пяти шагах, разорвалась противотанковая граната. Нас обдало землёй.

— Уходи! — он кричал, не оборачиваясь. Я перекатился в сторону, разрядил магазин в неосторожно мелькнувшего за кустами бандита, и метнулся прочь…

— Уходи, командир, уходи! — неслось мне вслед.

— Чёрт, чёрт, чёрт! — И уже про себя: «Я вернусь за тобой Димарик, я вернусь»!

Я бежал вверх по склону, догоняя ушедших вперёд бойцов-разведчиков, а за спиной гремел ни на секунду не кончающийся бой.

Когда же мы уже почти подходили к брошенной базе, оголовье хребта, оставшегося за нашими спинами, потонуло в грохоте артиллерийских разрывов…