— Не повезло, а может, жена не захотела себя утруждать, или родители отсоветовали. Внушили подождать, пожить для себя…
— Ты вообще у врачей проверялся? Годен в отцы или мимо?
— Нет. Не ходил.
— А знаешь, у твоей жены есть ребенок. Сын. Родила она.
— Как? Когда?
— Как все бабы. Через год после тебя. Теперь ему пятый год.
— От кого?
— Замуж вышла. От него и родила!
— За Олега?
— Хрен его душу знает. До меня дошло, что раньше он твоим корешом был. Потом вы враждовали, наверное, из-за нее. Теперь она с ним ребенком связана. Живут.
— Знаешь, может, так лучше? По молодости они встречались. Может, еще тогда остались бы вместе, но я помешал. Отбил, но не порадовался. Понял, что напрасно влез. Только уже поздно было отступать. В нашей системе разводы не поощряются. Тем более ее отец — начальник. Кучу неприятностей получил бы. А сама Ольга не догадалась уйти вовремя. Так и мучились в роли супругов.
— И ты себе никого не завел? — удивился Влас.
— Да что с тобой? Когда и зачем? Мне своя, законная, надоела. Куда уж любовницу?
— На хрена женился?
— Как иначе? Я иного не знал. Только вскоре взвыл от нее! Ничего не умела!
— Дал бы ей пиздюлей! Враз мозги сыскала б!
— Зачем? Теперь уж научится! Видно, меня не любила, потому ничего не хотела делать.
— А меня и вовсе бортанула фортуна! Никого вокруг! Никто не ждет! Как и тебя…
— Ну нет. Мать ждет. Письма получаю.
— Я тоже от своей перед самым Новым годом… Алименты с меня поиметь хочет.
— Так ты подай заявление на раздел имущества! Она тебя не выписала из ордера?
— Нет, но как? Я ж ничего не покупал в квартиру!
— А она с тобой тут работает? Знает, каково здесь выжить, да еще с твоей болячкой?
— Ей на театры не хватает, — сплюнул Влас.
— Короче, когда получит заявление о разделе имущества, об алиментах забудет. Я помогу тебе написать его. Твою мамашу помню. Надо проучить. Пусть хоть раз в жизни узнает настоящую горечь. Кстати, на будущее: забронируй для себя жилье, свои законные метры в квартире! Она уже не сможет выгнать тебя, указать на дверь.
— Но я ж условник!
— Вот именно! Условник — не зэк! Даже семью заиметь можешь, а значит, тылы должны быть надежными!
— Чего ж ты свою не забронировал?
— У меня ведомственная. Если вышвырнули с работы — лишился права на жилье.
— Вон оно что? Я и не знал о таких тонкостях. Выходит, у тебя всюду облом и непруха?
— Если по твоим меркам, то да!
— А сам как допираешь? — прищурился Влас.
— На самый безвыходный случай уеду в деревню к матери. Дай Бог, чтоб дожила до моего возвращения. Конечно, буду писать жалобы, чтоб восстановили в органах.
— Не обломится! Не возьмут!
— Мне важно восстановить имя! Работать там, может, и сам откажусь.
— А что тебе имя? Были бы бабки. С ними дыши, не тужи. Я ж предлагаю, хиляй к нам в адвокаты.
— Да ты пойми, как стану защищать тех же фартовых, не имея прав заниматься этой работой? Кто станет слушать меня в прокуратуре и в суде? Кто даст защищать человека, если я не имею на это прав? В глазах всех дискредитирован, потому мне без восстановления никак не обойтись!
— Вот как оно! Чего ж раньше о том не трехнул? — насупился Влас и замолчал, думая о чем-то своем.
— А что бы изменилось? — шлифовал спинку кроватки Михаил.
Меченый не ответил. Он работал молча, сосредоточенно. Иногда отлучался в дизельную. Как-то, уже собирая кроватку, сказал:
— Много ж мы друг другу насрали: до конца жизни не разгрести и не очиститься.
— Ну тут ты перегнул. Стоит мне освободиться, я свое докажу! — не согласился Смирнов.
— Ни хрена тебе не обломится! Только глубже завязнешь. Не лезь в капкан сам. Пусть попадет в него тот, кто его ставил, — усмехался Влас.
— Это ты о пахане?
— Да при чем тут Шкворень? Он, наверное, в струю попал. Сработал кому-то на руку, и выстрел пришелся в яблочко. Но и здесь полный туман. Мы думали, что тебя пометут с лягашки, на том все заглохнет. Для нас ты был помехой в ментах.
— А почему именно я? Ведь не единственный следователь!
— Другие под нас не копали.
— Вранье! Не я один! Целая группа занималась вашей бандой!
— Ну кто? Те трое, которые сидели в соседнем с тобой кабинете? Одного стопорилы тормознули по дороге, вякнули пару слов. Другому шпана по соплям съездила. Третьего с бабой засекли, показали фотку, пообещали довести компромат до жены и начальника. Вот и погасили их всех троих. Шмыгали они мимо нас, в упор не видя. Ну, кто еще? Практиканты? Их у тебя полная обойма прикипалась, но все без понту! Все хавать хотели, кроме тебя, стебанутого! Им по телефону трехнули, врубились и согласились. С операми вот пришлось повозиться, но обломали. Куда им было деваться? У одного пацана увезли на неделю. Условие поставили. Он и забил на тебя дело. Сын дороже! У другого сестру прижучили. Нет, не использовали, наполохали и передать велели. Образумился. Потом самого упрямого ломали за городом, на свалке. Ежом его тыздили. Знаешь, что это? Колючая проволока.
Михаил побледнел:
— И ты еще хорохоришься? Нашел, чем хвалиться? Кодлой на одного! Негодяи! — закурил, чтобы не сорваться.
Он понял, о ком говорил Влас. Михаилу стало больно.