Последняя охота

«Этот, конечно, на материк вернется, когда закончится «химия», вот ведь прозвали зэки условку по-научному. А что Власу здесь делать? На Сахалине с ворами расправляются быстро. Он о том наслышан. И не таким шеи сворачивали. Тут, как рассказывали зэки, умеют убивать без следов. Убитого никто не отыщет, а если и найдут, никто не сможет доказать, что покойник был убит кем-то из людей». И поневоле вспомнилось, как из зоны пропал бабкарь. Ушел и не вернулся к назначенному времени. Его, а это знали все зэки зоны, искали больше месяца. Каждую кочку разбросали, все коряги вывернули, но никаких намеков на бабкаря. Собаки бесполезно обнюхивали тайгу, все деревья и кусты пообоссали, а человека не нашли. Словно и не было его никогда. В зоне может и забросили б искать, но не хотелось насмешки местных получать: мол, куда вам найти беглых, если своего сыскать не в силах. И начальник зоны дал для поиска бабкаря свою собаку, ротвейлера. Ох и здоровый был кобель! Понюхал сапоги, одежду бабкаря и вышел из зоны. Долго ходил по морскому берегу, нюхал мусор, выброшенный приливами, а потом свернул в тайгу. И как попер в гущу бамбуковых зарослей, через лопухи в человеческий рост, через коряги. Вывел к муравьиной куче. Она чуть не в пояс березке, стоявшей рядом. Облаял, обоссал пес ту кучу, а люди в нее не хотят лезть. Пес сам разгребать стал и выгреб: сапоги показались наружу, а дальше один скелет. Лишь по форме узнали бабкаря, номер остался. Оставили его муравьи людям, а вот как оказался у них человек, сам умер или помогли, когда и за что, так и не узнали.

С тех пор всякие легенды о сахалинской тайге поползли по зоне. «Мне ее бояться нечего. Уеду на материк. Там свои леса, родные и привычные, где все знакомо. Уеду к нашим рекам и озерам, пусть наша рыбешка мелковата и не столь вкусна, как лососевые, зато она своя. И уха из нее отменная», — задумался Михаил, представив, как он поедет в свой город. И вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Он сразу посмотрел на дыру, но там темно.

«Может, показалось?» Решил лечь спать, но долго не мог отделаться от неприятного ощущения.

А за окном снова назревала пурга.

Смирнов, заслышав первые ее завывания, принес воды про запас, натаскал дров в коридор и на кухню. Достал лопату и примостил ее у двери, отыскал свечи. Вдруг понял, как своевременно успел: ветер уже бил в окна, кричал в трубе, грохотал по крыше, грозя разнести дом по бревну.

«Завтра выходной, а Валя с Сашкой давно успели приехать в поселок. Скоро полночь. Никто из заводских никуда не уезжал. Все на месте, можно спать спокойно», — думал Смирнов. Снова вспомнил разговор с Валей. «Наивная девчонка. Думает, что я способен потерять из-за нее голову и на всю жизнь застрять в этой глуши возле ее юбки? Нет, это глупо. Неужели она так самонадеянна? Значит, дал повод так думать о себе. Хотя никто из местных даже не поверит, что смогу тут остаться. Вон тот же Федор говорит, что здесь жить во много раз сложнее, чем в поселке. Но сумел же вжиться Дмитрий? Ему и пурга нипочем! Ничего не боится, хотя сам — приезжий, из Ленинграда. — Начал дремать, сквозь сон услышал, как хлопнула входная дверь у Власа. — Закатился зверюга в берлогу! Выключил свою керосинку!»

Михаил загнал поглубже в дыру рваный носок Дамира. Вскоре услышал:

— Ты, пидер, какое говно тут воткнул мне под шнобель, что дыхалку заклинило? Чтоб тебе этим катяхом ожмуриться, козел! Вонючка мохножопая! Лохмоногая гнида! Размажу в твоей хазе, засранец! — Влас вопил, ругая Мишку последними словами.

Он давно выбил из дырки носок Дамира, но никак не мог отплеваться и успокоиться:

— Чтоб у тебя хрен на пятке вырос, чтоб как ссать, так разуваться приходилось! Чтоб ты на нынешний заработок пенсию поимел и канал бы на нее до погоста! Пусть у тебя теща появится, и дышать тебе с ней в одной комнате до ожмурения! А баба рога станет ставить всякий день, и на твоей тыкве пусть оленьи появятся! Чтоб тебя в парашу затолкали и хавал бы из нее через соломинку!

Смирнов сначала злился, потом заткнул дыру тряпкой и, не услышав больше воплей соседа, вскоре заснул под стоны и грохот бури.

Влас не мог уснуть. С того дня, как уехал стукач, ему никто из кентов не писал писем. Не было вестей и от пахана. Меченый понимал, как удивились фартовые, увидев Дамира живым и здоровым. Не просто вышел из зоны и минул расправы зэков, даже Влас не смог урыть его.