Последняя охота

Вообще-то, по правилам клиники, с которыми я имела возможность вкратце ознакомиться в вестибюле и которые были красиво напечатаны и сшиты в темно-зеленую кожаную папку, в палате нельзя (вернее, там было сказано «не рекомендуется», но строгий больничный регламент тем не менее просвечивал сквозь «вордовский» шрифт) находиться посторонним. Даже родственники имеют право видеть пациентов клиники «Прелесть» только в строго определенные часы. Пробиваясь через проходную, я слышала, как одна возмущенная родительница в светлом льняном костюме такой элегантной простоты, что сразу возникала мысль о бешеной стоимости этого наряда, яростно спорила с невозмутимым начальником охраны. Она, понятное дело, требовала пропустить ее к дочери, а начальник неизменно вежливо давал понять, что это никак-с невозможно.

В палате же неизвестной курильщицы находился мужчина, испуганно вскочивший при моем появлении.

– Ты что, дура? – завопил он, неизвестно к кому обращаясь. – С ума сошла?

– Не кричите, вы что, хотите, чтобы сюда сбежался весь персонал больницы? – осведомилась я.

Мужчина тут же умолк.

– Ну, вы же уже сбежались… то есть пришли, – неуверенно пробормотал он.

– Я не из персонала.

– А кто вы?

Вместо ответа я подошла к балкону, осмотрела его и обернулась, одновременно запахивая тонкие занавески.

– Меня зовут Мария.

Мужчина слегка опешил.

– Мне это ни о чем не говорит.

Я оглядела палату. Помимо кровати, тут стояли тумбочка, шкаф. Судя по дереву, мебель была не разрозненная, а заказывалась в едином стиле. Конечно же, тут не было пепельниц, пациентам строго-настрого запрещено курить теми же правилами. Кроме того, послеоперационные швы не позволяют многим даже нормально принимать пищу, не то что курить. Но обитатели этой палаты, по-видимому, привыкли себе ни в чем не отказывать.

– Что вы хотите? – Вопрос был задан уже уверенным тоном.

На вид мужчине было лет тридцать пять, но, похоже, жизнь его потрепала немало. Немало и вознаградила – после мотания срока (об этом я догадалась благодаря настоящим тюремным татуировкам, которые не сделаешь ни в каком салоне) мужик каким-то образом напал на золотую жилу и раздобрел на вольных хлебах. Украшенные «перстнями» пальцы были ухоженны, хотя дело обошлось без вульгарного мужского маникюра, строгий поседевший «ежик» удивительно благородно смотрелся на черепе бывшего зэка, глубоко посаженные ярко-голубые глаза внимательно осматривали меня с ног до головы.

– Ищейка? – как-то сразу догадался он.

Я не стала спорить. Кивнула и отдала ему платок, пахнущий анашой. Слабо пахнущий, повторю, но знающий человек определит это.

Девушка безмолвно стояла рядом, кусая губы. По бледным мокрым щекам стекали крупные капли слез. Выглядела она как бедная сиротка.

Бывший зэк приобнял девчонку, годящуюся ему в дочери, и осторожно подтолкнул к кровати, бережно усаживая.

– Не боись, сейчас разберемся, – разобрала я его тихие слова.

– Дима, они же тебя снова упекут! – жалобно вздохнула девочка.

– Это мы еще посмотрим.

Я кашлянула. Зэк подошел ближе и сказал:

– Короче, ты меня не видела. Лады? Денег дам сколько скажешь, только не борзей.

– Мне не нужны деньги.

– Ты от Лысого? – моментально напрягся мужик. Судя по хищно загоревшимся глазам, Лысого он не любил.

Я не стала долее раздражать мужика и объяснила ему цель своего, так сказать, визита. Узнав, что я пришла вовсе не по его душу, а ищу девушку из соседней палаты, он расслабился и даже поделился кое-какой информацией.

– Вчера ведь она пропала? – Я подтвердила. Он продолжил: – А, так я ж ее видел!

– Где?

– Курил на балконе…

– Неудачная идея, – сказала я. – Там внизу полно ваших бычков набросано. Если уж прячетесь, то хотя бы с умом это делайте.

Мужчина покосился на девушку, которая снова испуганно съежилась от моих слов.

– Это Лелька уронила. У нас тут пепельница была такая… походная, а она ее нечаянно рассыпала. Но мы думали, что у этой стены никто присматриваться не будет.

– А дым?

– А дым… А что дым? – резонно возразил мужик. – Он тут третий день коромыслом! Разве ж кто станет присматриваться к балконам? А я через пару дней свалю… Мне бы отсидеться тут. И отсиделся бы! – неожиданно горячо воскликнул он, словно бы я с ним спорила. – Если б не ты! Очень уж место удачное. Лелька вовремя в больницу легла.

– Она хочет сделать пластическую операцию? – удивилась я.

Девушка тем временем смежила веки и казалась спящей.

– Ожог у нее, – понизив голос, сказал мужик. – На спине. Кстати, Гена! – спохватившись, протянул он мне руку.

– Так что, вы видели эту девушку? – спросила я, показав фотографию Юлии Бочкиной.

– За лицо не ручаюсь, а волосы были рыжие и вот такие, как на фотке. Вчера она как раз в три часа или около того прошла по этой тропинке.

Я выглянула в окно и увидела небольшую заасфальтированную тропинку, терявшуюся в густых зеленых кустах.

– У нее с собой что-нибудь было? Как она была одета? С ней кто-нибудь был? – засыпала я его вопросами.

Выяснилось, что Юлия шла одна и именно в той одежде, какую описала мне Беловицкая.

Значит, девушку не похитили, мелькнуло в голове у меня.