Последняя охота

Дамир сорвал с себя пластырь и, повернувшись спиной к жене, смазывал порезы. Он рассказывал Катерине, как к ним в дом влетел Шкворень.

— Я его никак не ждал. Только успел молоко процедить, мою подойник, слышу, дверь отворилась. Не поверил, потому что шаги во дворе не почуял. Откуда свалился этот дьявол? Я глазам не поверил, думал, мерещиться он мне стал. И шасть в комнату! Заглянул туда, растопырил пальцы на руках и к моему горлу. А сам как рявкнет: «Где Катерина?» У меня портки от тяжести вниз мигом упали. Ну, я про них запамятовал на тот момент, как рванул в окно. Камнем вылетел! С голой задницей наружу и враз к ментам. Говорю им: «Чего тут присохли? Кого караулите в моей избе бандитствует! Последнее уволокет! Ну, те как сорвались! Мигом в нашу избуху, а тут пусто. Не стал он их ждать, смотался, видно, огородами и сразу в город. Видел, как я к его хате побежал. Допер, конечно. Уже не скоро объявится здесь, если вообще когда-нибудь решится. По мою душу заявился гад. И тебя угрохать хотел заодно со мной за того бандюгу, какому в яйцы кулаком сунула. Обоих порешил бы! Да не удалось. Теперь бы самое время в его дом перейти, но нельзя без ордера. Власти не велят. А жаль. Ведь сколько мы с тобой натерпелись от ворюг горя, — сетовал Дамир.

Заметив, как побледнела Катерина, вовсе растаял, начал успокаивать. Но жена, будто не слыша его, взялась за домашние дела.

Вечером, взяв подойник, вышла в сарай подоить корову. И вдруг услышала над головой:

— К тебе я пришел, солнышко мое! Не смог больше ждать, соскучился.

Мужик спрыгнул вниз и, едва дождавшись, когда Катерина подоит корову, схватил, понес к куче сена, припасенного корове на ночь.

Баба забыла обо всем на свете: он с ней. Больше ей ничего не надо. Они не услышали, как открылась дверь в сарай. Изумленный Дамир, онемев на пороге, не мог понять, почему Катерина называет родным и любимым того, кто хотел его убить?

Дошло не сразу, а когда понял, в глазах молнии засверкали. Он мигом схватился за топор. В эту секунду Катька увидела мужа.

— Не смей! Не трожь! Я люблю его! — заслонила собой вора.

— Шлюха! — взмахнул топором Дамир.

Маленький человек способен не только на большие подвиги, но и на огромное зло, если его раздирает ярость. Говорят, что в низкорослых злоба вспыхивает с удесятеренной скоростью и силой.

— Ну, падла! — рванулся Шкворень к Дамиру, но получил топором по плечу.

Упал, окровавленный, прямо на Катерину. Ей попало топором по горлу. Женщина захлебывалась кровью, дышать ей стало нечем.

— Урою падлу! — попытался Шкворень встать, но не смог. Дамир обухом топора оглушил его и, выйдя из сарая, позвал оперативников, все еще сидевших в засаде дома у Шкворня.

— Ну, этому нет оправданий! Что значит ревность? Вы не молодой человек, опытный в житейских ситуациях. Прекрасно ориентировались. Иначе не пошли б так сразу за сотрудниками. Вы не имели права убивать жену! — говорил Михаил Смирнов.

— Чью жену? Она его называла любимым и родным. Мне в глаза сказала, что любит его. А ведь я поначалу подумал, будто он Катьку силой взял.

— Один на один? В такое нынче даже дети не поверят. И наша практика доказала, что от одного мужчины женщина всегда сумеет защититься. Тем более такая, как Катерина! — усмехался Смирнов.

— Я ж помог вам задержать бандюгу! Почему держите меня на нарах? Вы меня к награде обязаны представить! — возмущался Дамир.

— Вы не вора задерживали. Вы хотели убить соперника! Но не получилось. Он оказался крепче, чем вы думали. Вы нейтрализовали его, чтобы он не убил вас.

— Я хотел убить его! Но Катька помешала. Подставила себя…

— Дамир! Убивая жену, вы знали, на что шли, и делали это осознанно. Будь на месте Шкворня другой, и его не пощадили бы…

Дамир опустил голову.

Первые две ночи он никак не мог уснуть. Случившееся перевернуло, искалечило всю его судьбу и жизнь.

Да, он не терял рассудка и помнил все до мелочи. Всю дорогу до следственного изолятора сидел молча, один в кузове «ЗАКа». Нет, он ни на секунду не пожалел о случившемся.

«Убил потаскуху, суку подзаборную! Туда ей дорога! Променяла меня, своего мужа, на какого-то уголовника! А я столько лет с ней прожил! Жалел, заботился, вот и получил под дых от благоверной. Небось меня за все годы ни разу так не назвала, как того кобеля! Мне и невдомек было, что знала она такие слова. Ишь, разошлись неугомонные! Любимые, родные! Когда только снюхаться успели? — удивлялся Дамир. — Вот тебе и Катерина, деревенская баба! А ничуть не лучше городской потаскухи. Ладно мной не дорожила, но и о сыне не подумала. Ему каково теперь жить в этом городе, где все друг о друге знают всё. Эх, Алешка!» Вздохнул Дамир, забился в угол машины и не приметил, как скупая слеза выкатилась на грудь.

— Выметайся! — послышалось снаружи, едва машина остановилась.

— Чего отмочил?

— За что попух? — спрашивали мужики в камере, подсев к Дамиру.

— Бабу убил, — ответил глухо.

— Чью?

— Свою…

— Жену? За что?

— За блядство. С кобелем припутал и пришил топором.

— Обоих?

— Наверно…

— Ну даешь! У меня хрен больше тебя. И ростом я больше и в плечах… Как же одолел их?