Последняя осень

Глебу Горбовскому

Трущобный двор. Фигура на углу.

Мерещится, что это Достоевский.
И желтый свет в окне без занавески
Горит, но не рассеивает мглу.
Гранитным громом грянуло с небес!
В трущобный двор ворвался ветер резкий,
И видел я, как вздрогнул Достоевский,
Как тяжело ссутулился, исчез…

Не может быть, чтоб это был не он!

Как без него представить эти тени,
И желтый свет, и грязные ступени,
И гром, и стены с четырех сторон!

Я продолжаю верить в этот бред.

Когда в свое притонное жилище
По коридору в страшной темнотище,
Отдав поклон, ведет меня поэт…

Куда меня, беднягу, занесло?

Таких картин вы сроду не видали.
Такие сны над вами не витали,
И да минует вас такое зло!

…Поэт, как волк, напьется натощак.

И неподвижно, словно на портрете,
Все тяжелей сидит на табурете,
И все молчит, не двигаясь никак.

А перед ним, кому-то подражая

И суетясь, как все, по городам,
Сидит и курит женщина чужая…
— Ах, почему вы курите, мадам! —
Он говорит, что все уходит прочь
И всякий путь оплакивает ветер,
Что странный бред, похожий
                                              на медведя,
Его опять преследовал всю ночь,
Он говорит, что мы одних кровей,
И на меня указывает пальцем,
А мне неловко выглядеть страдальцем,
И я смеюсь, чтоб выглядеть живей.
И думал я: «Какой же ты поэт,
Когда среди бессмысленного пира
Слышна все реже гаснущая лира,
И странный шум ей слышится в ответ?..»
Но все они опутаны всерьез
Какой-то общей нервною системой:
Случайный крик, раздавшись
                                              над богемой,
Доводит всех до крика и до слез!
И все торчит.
В дверях торчит сосед,
Торчат за ним разбуженные тетки,
Торчат слова,
Торчит бутылка водки,
Торчит в окне бессмысленный рассвет!
Опять стекло оконное в дожде,
Опять туманом тянет и ознобом…
Когда толпа потянется за гробом,
Ведь кто-то скажет:
                              «Он сгорел… в труде».

9 июля 1962

Долина детства

Мрачный мастер
                          страшного тарана,
до чего ж он все же нерадив!
…После дива сельского барана
я открыл немало разных див.

Нахлобучив мичманку на брови,

шел в театр, в контору, на причал.
Стал теперь мудрее и суровей,
и себя отравой накачал…

Но моя родимая землица

надо мной удерживает власть.
Память возвращается, как птица,
в то гнездо, в котором родилась.

И вокруг долины той любимой,

полной света вечных звезд Руси,
жизнь моя вращается незримо,
как Земля вокруг своей оси!

(9 июля 1962)

На плацу

(Шутка)

Я марширую на плацу.
А снег стекает по лицу!

Я так хочу иметь успех!

Я марширую лучше всех!

Довольны мною все кругом!

Доволен мичман и старпом!

И даже — видно по глазам —

Главнокомандующий сам!

9 июля 1962

На злобу дня [2]

(Экспромт)