Последняя Патриотическая (СИ)

- Другая война... - иду я, окрашенный солнцем, вслед уходящим домой облакам. - Меньше огня, но больше ненависти друг к другу. Здесь никогда не было такого ожесточения, и - даст Бог, не будет. Там - всюду передовая, партизанщина без линии фронта. Здесь четко поделено, чья земля. И никто друг к другу не ходит в гости. Никаких практически ДРГ. Ни наших, ни их. А там, что ни ночь, то жди с ножами гостей. Часовой зазевался - отрезали голову. Идешь или едешь - жди фугас из обочины. Днем не зевай в центре города, а ночью вообще дальше окопа не суйся. А здесь никто не бродит, вместо луны. Хотя взбесившиеся начальники и тут и там шлют друг к другу своих диверсантов. А бойцы обоих сторон идут часто на саботаж. И это хорошо. Здесь - не в Чечне... Здесь русские не хотят убивать друг друга Русские не хотят убивать друг друга! Назло всем тварям из Киева и Вашингтона ...А артиллерия - это другая песня. Это ведь не ножом резать идти.

...Так понемногу дожили мы до Дня разведки. Вечером я захожу в комнату Карабаха - возил сюда от Сочи продукты, да так незаметно у нас и остался, став зампотылом. "Обратно туда не хочу!" - вспоминает он прежнюю жизнь. Старый казак, в апреле месяце еще с нагайкой выходил на блокпосты против "Правого сектора". У Карабаха все командиры: Север и его заместитель Родник. Про этого ничего не знаю. Я зашел спросить про сухпай; завтра в разведку.

- Садись! - сразу командует Север, и тянет мне стопку.

Все уже пьяные. На столе открытый коньяк, колбаса, "синенькие" (маринованные баклажаны).

- Мне ничего не нужно, - сидит рядом со мной командир, и я впервые вижу его без папахи. Вижу, как обнажили ему голову годы. - Ты, про ребят моих напиши. Про живых и убитых. Информацию тебе нужно? Про каждого расскажу. Вот, фото - смотри, - достает он сотовый телефон. - За каждым фото история! Напиши про отряд "Север". И помни, что бы там не случилось у Сочи, как бы он не просил вас вернуть - мы никого не сдадим. Надо будет - штурманём Макеевку!

Есть у меня такой Абдулла, - развивает свою тему Север. - Он графоман, но других больше нет. И он сумасшедший. Говорю ему, как тебе: "Ты, напиши историю "Севера". Меня туда и не нужно, можешь и имени моего не писать. Про ребят напиши..." Ну, что-то начал писать. Была у нас одна операция... - и он долго рассказывает, рисует ее на бумаге - ту операцию: вышли двадцать бойцов к ночи на роту "укропов" с техникой на берегу "стовка", запросили свою артиллерию и всю ночь сидели у них под носом в камышах, ждали огня. И, не дождавшись, утром ушли. - Говорю Роднику: "Глянь-ка, ты, в его записи"... Чего там ты прочитал? - поворачивается к заместителю Север.

Родник кривою рукой разливает коньяк.

- У... - качает он головой. - Я наизусть помню: "Ходили мы ночью по полю. Нашли в нем "укропов". Подошли. Посмотрели. Обоссались и ушли".

- Я сказал Абдулле: "Не пиши больше про "Север"! - показывает командир здоровый кулак.

Закончился праздник, и мы прощаемся у порога. Крепко обнимаемся с Севером.

- Я рад, что ты с нами! - держит он руку.

...В отряде "Добро" спятил боец. Напился, заперся в доме и стреляет из окон. Набежало народу из комендатуры, из "Добра", из "Лавины" - человек шестьдесят. Штурмуют дом всей толпой, а у того только пистолет Макарова. Убил из него ополченца, другого ранил. Отбил первый штурм полной победой. Бросились на него второй раз. Убил еще одного, ранил двоих. Снова захлебнулась атака. Сидят по улице, постреливают из-за углов. На шум подъехал Японец. Походил, посмотрел, говорит командиру штурмовиков:

- Открой мой багажник, там найдешь то, что нужно.

Из багажника вынули огнемет "Шмель". Япон прицелился... И в окошко... Дом ахнул из всех щелей. Оборачивается:

- Ну, шо, вы, там? Еще кипятите? А мы уже жарим!.. Ходи сюды, говно выносить...

Вечером мы сидим в его комнате, курим сигареты "Смерть танкиста". Курим и кашляем. Два дня назад в отряд выдали 120-милимметроввый миномет. Хорошая игрушка, на которую еще два дня искали желающих. Наконец не вынес Японец:

- Берите уже меня! Я свой АГС оставлю, буду, значит, на минах.

- Зачем тебе?

- Нам нужно с него попадать. Поставь туда сейчас наших недорослей, и - горе, а не оружие. Они нас в собственной казарме накроют.

Мы сидим до середины ночи, и говорит только Японец. Сидит на кровати, с крепким чаем, спокойный и рассудительный. На прошлой нашей позиции хозяин особняка всё ждал, когда с его дома скорее съедут все ополченцы - пять человек. Поднимался и криком будил ночью Японца: "Танки! Танки через поле идут!" На четвертую ночь Японец подвел к его лбу автомат: "Застрелю, сука!" Танки кончились. А через неделю мы и вправду уехали, а в особняк заехал Ольхон с полусотней своих.