...Ночью клочьями на небе заря. Она висит кусками сырого мяса, капая кровью на снег. Ночью грохочет город. Трещит вся казарма, а в окнах стоит красный от взрывов свет. Швыряет огни артиллерия и, падая на Донецк, летают по Млечному Пути туда и отсюда жар-птицы. И ночь заходит с пожарами в ледяные дома.
- Что это? - стоим мы у битых окон, куда забирается ветер.
- Аэропорт... - Сидит на кровати в глубине комнаты ополченец. - Там Страшный Суд. - Веще-зловеще доходит из тьмы.
Так вот почему так холодно нынче от ветра. Рукою подать до входа в Зал Страшного Суда. Где из раскрытых дверей дуют в лицо не ветры, а ужас и страх...
Так мы осели в Донецке. На мягких кроватях, в люксовых полатях, без бессменных постов, без бессонных часов. И сами в вечных гостях.
В Донецке у нас сразу кончилось всё. Уже через день вышел Север и перед строем:
- Продуктов осталось на несколько дней. Теперь не будем есть, как мы ели. Теперь лишь утром и вечером. Суббота и воскресенье по одному разу в день. Вяжите крепче ремни.
Отдельно на фланге десяток бойцов; идут в увольнение. Ждут. Раньше тем, кто ехал домой, давали продукты, а реже копейку. Север подходит к ним тяжким шагом, папаха на бровях, глаза на асфальте:
- Кто ждал денег или продуктов - их сейчас нет. Было время, мы помогали семьям бойцов. Теперь у нас нечем помочь.
Эти стоят как нищие с плевком в руке, вместо монеты. И вот молча уходят в город. И после, войдя в родной дом, молча кладут на лавку в прихожей бушлаты. Какие слова говорить им семье?
Один из Донецка. Уже пропустил два раза подряд увольнение.
- Ты, что домой не поехал?
- Домой не могу. Приеду, посадят за стол, кормить меня станут. А там жене с ребятишками самим не хватает. Я лучше тут. Впроголодь.
После такой поездки пришел к Роднику другой ополченец - Железо:
- Отпустите уже. Поеду в Россию. В военный учебный центр. Профессию военную получу, - стоит он, сорокалетний мужик, темный, как цыган, с желтыми мозолистыми руками. Стоит и не может толком соврать.
- Бесперспективняк, Железяка, - в бороду бормочет Родник. - Гражданам Украины нет направления в российский военный центр. А еще решат, да и выдадут Украине. Найдутся добрые люди.
- Ну, может возьмут... - уже попался он на вранье.
- Скажи, - стою я в дверях, - научиться надо или из-за зарплаты?
В точку.
- Денег в семье нет. - Сдулся Железо. И сразу из великана сделался карликом. - Ехал из увольнения обратно в отряд, в автобусе затребовали билет. Полторы гривны. Кто раньше их за деньги считал?.. А сейчас и их нету. Нечем мне, говорю, заплатить. А кондуктор орет: "Платите!" А рядом еще смеются: "Вот тебе и Армия - ни копейки за душой нет"... Отпустите? Не в Россию. Домой.
Что тут скажешь бойцу? Когда правда по канату ходит, да милостыню собирает.
- Оставайся пока, Железяка, - не знает, что ответить Родник.
Железо остался.
Да не пожелали остаться другие.
Восстание "минометов":
Командир минометного взвода Кацо - длинная нескладная башня. Слово за слово, кулаком по столу, а где-то зацепился Кацо с командирами. Сидят, лают о нем в кабинете:
- Минометчик от бога! - За Кацо божится Японец.
- Дерьмо убого! - Собачит того Карабах.
- Казак из него говённый! - Сам пять минут в папахе Родник.
- Язык суконный! - Утверждает приговор Север.
Мы только переглядываемся с Ордой.
- Кому верить-то?
- Мне верь, - тыкает в себя пальцем старик. - Мне верь. Щука щуку жрет, костями давится...
И тут же - клизма, знай свое место! - сняли Кацо с командиров взводов.
Кацо ночь переваривал эту новость, а утром в отряде восстали все "минометы". Двадцать человек бросили вызов Северу:
- Давай зарплату! Не дашь - катитесь все к черту! Уходим домой. Полгода бесплатно воюем!
Успели сделать единственное - арестовали Кацо. Пока арестовывали, шумел: "Я сейчас нагреюсь, буду стрелять!" Забрали оружие - ручной пулемет, повели на подвал. Как привели, загудел: "Куда вы со своими пульками, без моих мин?" Открывают двери подвала, а там уж встречает его Беспредел.
- Ты, же в Россию уехал?
- Да... - отворачивает глаза Беспредел. - Поехал, да завернул в Макеевку на "Семерку" к Сочи, денег занять...
Где и провалился в "синюю яму", из неё сразу в подвал, а с подвала сюда в новый подвал - лечиться до полного протрезвления.
Кацо обезвредили, но нет денег бойцам, нет вообще ничего, и нечем гасить восстание.
- Строится, "Беркут"! - взбешенный выходит к отряду Север.
Мы стоим на снегу у казармы, поджимая в ботинках пальцы, - нищие неудачники, проигравшие в счастье. И ходит перед строем наш командир. Наш и не наш. Нет того Севера, что привез нас сюда. С тем навсегда рассчиталась удача.
- Мне такие бойцы не нужны. - Один против всех "минометов" стоит командир. Еще в гневе от того, что теряет, но уже осознавший неизбежность конца. - Если вы не хотите сражаться за свою землю - нам с вами не по пути!
Он думал, ударит в больное. В святое. Да вот проиграл.
- Работу уже подыскал...
- Семье обещал...
- Прости, командир... - полетели вразнос голоса.