В полиции, в прокуратуре и следствии глумились над горем людей, над горем Донецка, над горем Луганска. А дело сыпалось по УПК, как песок, но ведь "заказали"! но ведь никто не отменял беспредел...
Два года жизни потратил я на эту борьбу. Где часто приходилось стоять одному, где каждый день не хватало веры в себя. Единственное, что удержало меня на плаву - это ненависть ко всем эти людям. Ненависть и верное желание, идти убивать. И при отсутствии справедливости, они стали хорошей помощью для меня.
Два года жизни отняли у меня эти люди. Отняли не у меня. Отняли у русских, которые эти два года стояли без меня в окопах Донбасса. Где так не хватает солдат, где каждая рука на счету.
Сколько хороших книг не написано мною за эти два года... Задумывал три, а едва справился с первой.
И снова впереди новый суд, и снова неясно, чем всё это кончится...
И всё же, всё же, всё же... Когда бы я знал, чем кончится для меня Четырнадцатый год, и сколько отнимет, я всё равно бы сел тогда в поезд, я всё равно бы встал в очередь за винтовкой...
Потому что есть вещи выше личного счастья. И существует на свете мерило всего - это людское Горе. И, когда ты - мужчина, и можешь держать винтовку, ты должен остановить своё счастье, чтобы сражаться за счастье других. Кого захватило Горе.
Бери винтовку и иди, сражайся за счастье!
Этому нас научила Чечня. Это еще раз утвердил нам Донбасс - страшный экзамен, к которому каждого вела его жизнь.
Знай! Если жизнь привела тебя на Донбасс, ты верно прожил её. Знай! Ты лишь для этого был рожден - заслонить путь фашизму. Заслонить своим счастьем, для счастья других. И всё, что было до этого - лишь путь, лишь сборы к этому шагу. И только в этом твой смысл жить. Бог выбрал тебя из тысяч других для этого подвига. Твой дед или прадед из Сорок Первого из-под земли слышит твой шаг в Четырнадцатом или в Семнадцатом. Будь достоин Его! Будь достоин этой Судьбы!
И, друг! Помни одно: ты не идешь убивать украинцев, потому что мы одной крови - русский и украинец. Потому что у нас одна родина: Россия-СССР. Потому что нет её - "Украины". Есть лишь химера под этим названием. Была химера австрийская, после германская, нынче американская. Ты стреляешь в химеру и в тех, кто её защищает. И единственная ставка в этой игре - Россия, а игрок лишь один - Русский.
Нам больше некуда с тобой отступать. Всё проиграно, русский. Позади только Москва - последний наш Третий Рим.
Слышишь, русский... Нам нужно разрушить с тобой Карфаген...
Так прошел для нас в цветах и слезах Четырнадцатый Год. Кончилось ополчение! Минуло время легенд, и сделались тенью все имена, чья слава легко перелетала моря. Прошел парад "Беркутов", "Кальмиуса", "Востока", "Пятнашки", "Спарты" и "Сомали", "Оплота", "Корниловцев", "Призрака" и "Зари", "Смерти", "Йована Шевича", "Витязя" и "Руси", "Всевеликого войска Донского" да бездны других... Парад имен невиданной красоты и свирепости! На который, ломая границы, несли свои флаги сербы и венгры, чеченцы и греки, абхазы и осетины, армяне и белорусы, французы и немцы - весь антифашистский интернационал, сложивший после свои головы за Землю Русскую.
Слышите, русские, как грозно шагает он - Четырнадцатый год! Как идут нам сербы на помощь! Идут нам греки на помощь! Идут две Осетии и Чечня... Идут нам на помощь, боясь опоздать...
Не слышите!
Видите, русские, как ползёт год Семнадцатый?.. Видите, русские, сколько погибло Абхазии, Белоруссии, Венгрии, Франции за нашу землю?..
Не видите!
Знаете, русские, что там впереди?..
Не знаете!
Вставайте, русские. Уже никто не идет к вам на помощь. Уже вы остались одни. Вставайте, пока вы еще русские...
Встань, Русский! Встань, хоть мёртвый, встань!
Что сделал Ты, чтобы Карфаген был разрушен?!
ЭПИЛОГ
Моя болезнь не лечится годами. Она началась после одной Чеченской войны и кончится, видно, на кладбище. Все эти годы, семнадцать медленных лет, я возвращался в Грозный или Донецк. Нет того дня, когда бы хоть раз не вспоминал я желтые ливни Минутки, стеклянные луны Аэропорта. Я вспоминал не войну, не гибель товарищей, не собственные несчастья. Я помнил другое.
Несколько раз я уезжал из Чечни, уезжал из Донецка. И каждый раз навсегда, убеждая себя, что всё это кончилось. А потом пролетало время. А потом устраивалась или летела в пропасть вся жизнь, менялись люди и города, а я уставал дальше жить. Я вдруг понимал: мне незачем жить. Рядом летел целый мир, а я сидел в пыли на дороге, не глядя, как вдаль уходит Земля. Один, без крови, без сил, с холодным сердцем из белого пепла.