Последняя песнь Акелы. Книга третья

Менее чем через четверть часа в зал трактира вошел Корено. Трезвый. Но с синяком в полскулы, в наручниках и в сопровождении двух дюжих констеблей. Увидев столь странную процессию, Арсенин тихо ойкнул, Барт озадаченно почесал бороду, а Дато с решительным видом сунул руку за пазуху. Видимо, подозрения капитана о наличии у подчиненных неучтенных стволов имели веские основания.

– Доброго дня вам, сэр! Честь имею – констебль Фланнаган! – полицейский, небрежно кинув ладонь к срезу белого шлема, качнул головой в сторону Корено. – Вам знаком этот человек?

– Знаком, – коротко вздохнул Арсенин, уныло озирая помятую физиономию одессита. – Что он натворил?

– Циничное нарушение общественного порядка в храме святого Ботульфа, что на территории порта находится, – загибая пальцы, начал перечислять Колины грехи полицейский, – неповиновение и злостное сопротивление полицейским чинам, – полицейский аккуратно потрогал распухшее ухо, ожег Корено неприязненным взглядом и добавил. – А ещё он казенное имущество попортил.

Констебль потешно шмыгнул носом и продемонстрировал изумлённому капитану переломленную пополам полицейскую дубинку.

– Так что, сэр, или вы платите за него штраф в размере двух фунтов восьми шиллингов и семи пенсов, – угрюмо буркнул страж закона, запихивая злосчастные обломки себе за пояс, – либо этот злодей ближайшие две недели проведет в тюрьме…

– Вот три фунта, – Арсенин протянул полицейскому несколько купюр, – и сдачи не надо. Э-э-э, любезный! – завопил он в спину выходящим на улицу констеблям, – а наручники? Наручники-то с него снимите!

– Ну и как вы это объясните? – холодно процедил Всеслав, зло поглядывая на растирающего запястья Корено. – Один – в дрова, – капитан кивнул на мычащего во сне Троцкого, – второй в кандалах.

– Я вас умоляю, Всеслав Романыч, – виновато пробубнил Корено, покаянно опустив голову, – не надо портить себе нерв. Я таки виноват, но, честное благородное, совсем на немножко.

Арсенин, проигнорировав жаждущий Колин взгляд, набухал себе полный бокал вина, замахнул его залпом и вопросительно уставился на одессита.

– Ну таки шо я имею сказать за эти проблемы? – начал одессит, проводив сиротливым взглядом содержимое капитанского бокала. – Я таки почти не причем. – И, не дожидаясь, пока занесенный командиром кулак обрушится на стол или, того хуже, ему на голову, затараторил:

– Ви имели желаний всё знать за первый бастион, и я пошел тудой, как на свидание. И всё было хорошо, как в заведении у Цили Глайхгевихт (ну ви же помните за ту мадам?), но тут мне дорогу перебегает черная кошка, а следом за ней – Болек Дудка!

– Причем тут кошка?! – не на шутку закипая, зло прошипел Арсенин. – Причем тут Болек Труба?!

– Таки Дудка, – втянув голову в плечи, осторожно уточнил Корено. – Труба – тот порядочный биндюжник и живет себе до Одессы, а Дудка таки здесь! Этот поц имел себе гешефтов с торговли и не имел забот за хлеб и немножечко мяса, зато имел желаний жить шо Сема Рокфеллер и никак иначе! И таки своего добился. Ён собрал кредитов чуть не со всей Одессы и был таков! Даже старик Тартаковский… шо Тартаковский – сам Беня Крик не имел такого гоп-стопа! Умные люди искали того Дудку в Париже, Лондоне и даже Мадриде, а ён сбежал до Африки не знает головной боли за долги!

Устав возмущаться, Коля выхватил из рук Барта кружку с пивом, сделал большой глоток и продолжил:

– Я вижу себе глазами, как этот поц, будто порядочный, идет до церквы, вспоминаю, шо Господь заповедовал изгонять торгующих из храма, и шагаю себе тудой. Болек тот ещё поц, но не идиёт. Он таки видит меня и понимает, шо жить ему осталось немножко или ещё меньше, и устраивает геволт! И пока мы, взяв разбег, шустрили по церкве, шо те зайцы, набежали местные драконы и заимели глупых желаний упечь меня за решетку. Но я ж, на минутку, не Христос, а они таки не Болеслав Карлович* (одесский полицмейстер), и я сказал им слов, шоб они взяли на полтона ниже. Но шобы да, таки нет! Драконы сначала сделали себе квадратные глаза, а потом стали делать мне нехорошо!

Войдя в раж, Коля принялся размахиваться руками, наглядно демонстрируя, как он раскидывал полицейских, но, наткнувшись во время очередного пасса на холодный взгляд командира, сник и тихо промямлил:

– А я им…

– А дубинку как умудрился сломать? – пристально глядя на Николая, проворчал Арсенин.

– Она сама сломалась, – виновато пробурчал Корено, осторожно потирая затылок, – о мою голову…

– За что я люблю рассейских деловых, – глядя куда-то вдаль, недовольно дернул щекою Арсенин, – так это за обостренное чувство справедливости. Чтоб кто-то что-то украл, не поделился и остался безнаказанным? Да ни за что! – капитан размял папиросу и вновь взглянул на Корено. – Ну а про бастион ты мне что-нибудь интересное расскажешь, или ты только про долги?