Последняя песнь трубадура

Девочку звали Зина Иванова. Биологическая мать каким-то образом родила красивого, нормального ребенка, практически не выходя из состояния опьянения. Девочке было около года, когда ее просто вышвырнул на мороз очередной сожитель матери. В больнице у нее в крови обнаружили алкоголь. Ее так усыпляли, чтобы не плакала и есть не просила. Она пробыла в доме малютки до трех лет, потом переехала в дошкольный детский дом. К этому времени она уже научилась защищаться: руками, ногами, зубами. Но победить тогда, к сожалению, ей удавалось только детей. От воспитателей ей здорово доставалось. И в темной комнате сидела сутками без еды. И следы от ремня часто горели под жесткими колготками. Свидания с Галей стали ее праздниками. Недели не прошло со дня их знакомства, когда она назвала Галю мамой. Галя, конечно, ею просто заболела. Она колотилась во все чиновничьи двери, обращалась в суды, правозащитные организации, пыталась поймать какого-нибудь охраняемого депутата. Когда это удавалось, депутат милостиво обещал подумать, «если вы напишете официальное письмо». Галя писала и получала ответ, в котором говорилось, что ее обращение направлено в органы опеки, и больше к этому депутату охрана ее не допускала. Однажды она прочитала в «Литературной газете» очерк «Чужие дети». И на следующий день примчалась к автору, седому усталому мужчине.

– Я здоровая незамужняя женщина с наследственной шизофренией. Хочу удочерить девочку. Мою девочку, – выпалила она с ходу, глядя в его серьезные глаза и понимая в отчаянии, что говорит совсем не то.

– Давайте подумаем, – улыбнулся журналист. – Вы удивительно искренний и критичный человек.

У них получилось! Галя привезла к себе в квартиру Зину Иванову и показала ей документ, согласно которому она теперь Наташа Боброва. Галина дочь.

– А я сразу узнала, что ты моя мамка, – удовлетворенно сказала девочка.

* * *

Вечером Сергей заехал в клинику, забрал у Дины готовый текст об Алисе Голдовской для журнала «Элита».

– Ты с ней виделась?

– Да. Ее оперируют прямо завтра. Говорят, все выглядит тревожно.

– Как Тамара?

– Она просто распалась на части после визита дочери.

– Не надо было пускать эту суку.

– Ей она ребенок, Сережа. Это ужасно, но она ее не разлюбила, несмотря ни на что.

– Помоги ей справиться. Она будет присутствовать на суде. От ее поведения многое зависит. Ты не решила насчет Стражникова?

– Да я особенно не решала.

– Прежде чем ответишь, знай одно: только так мы можем вытащить парня. Тогда не удалось. Но если сейчас это в струю… Понимаешь? Они вернутся к расследованию по вновь открывшимся обстоятельствам. Эксгумация и все такое.

– Да. Саша Блинов. Он думает, мы его бросили. Сережа, соглашайся.

Дина вернулась в палату и склонилась над неподвижно лежащей Тамарой.

– Тамарочка, миленькая, я тебя люблю. Я с тобой. Хочешь поговорим? Или помолчим? Как хочешь.

– Она просто глупая, Дина. Ну и, наверное, не очень добрая. Но она не преступница. Это все ее муж. Он подонок и убийца. У них ремонт был, и они ко мне переехали. Он был юрисконсультом в Министерстве обороны. Я заметила, что к нему часто люди приходят по делу домой. Ну почему, казалось бы, на работе не поговорить? Я стала прислушиваться, потом подслушивать… И поняла: он руководит куплей-продажей каких-то грузов, которые оформляют официально под другое. Потом поняла – это оружие, наркотики, транквилизаторы, знаешь, которые для армии специально поставляют. И одну подмосковную часть он сделал перевалочной базой. К нему и бандиты приходили, и чеченцы…

– Слушай, Тамара, эта часть не в Г-но?

– Да.

– А к вам никогда не приходила молодая женщина, Ирина Сидорова?

– Я знаю Иру. Чаем ее пару раз поила. Она сопровождала грузы, кем-то там числилась при штабе.

– Скажи еще раз фамилию твоего зятя.

– Князев, Вячеслав Евгеньевич.

В палату заглянула санитарка: «Дина, зайди, пожалуйста, к Андрею Владимировичу. Он что-то сказать хочет».

Когда Дина тихо открыла дверь кабинета главврача, он просматривал документы. Она поймала себя на том, что любуется. Такой крупный, сильный мужчина, с породистым, интеллигентным лицом и красивыми руками хирурга. Он поднял голову, они встретились взглядами и сразу стали сообщниками. Страстный заговор мужчины и женщины против всего мира соединил настороженные сердца и нетерпеливые, истосковавшиеся тела. Им показалось, что всю предыдущую жизнь они только и делали, что тосковали друг по другу. Он закрыл дверь на ключ, осыпал ее поцелуями и не сказал ничего из того, что хотел бы. Но она и так все поняла.

– Дина, Диночка, красавица моя, я хочу тебя видеть, чувствовать всю.

Она мягко отстранила его, не торопясь, расстегнула пуговицы платья, перешагнула через него, когда оно упало, сняла трусики.

– Я пришла к тебе.

* * *

Дина и Сергей возвращались от ювелира, который заплатил за брошь шесть тысяч долларов. При этом он сказал, что оценивает только качество и размер камней, сложную работу, но не исключает, что вещь эксклюзивна и где-то в салоне за нее дадут больше.