Последняя планета (сборник)

— Я склонен надеяться, что не знают. — Фальтарианец ухватился за перила платформы.

Картр выбрался из машины и огляделся. Помещение было по меньшей мере втрое больше того, из какого они выехали. Туннели отходили от платформы в нескольких направлениях. Платформа освещена, но неярко, так что Рольтх не стал надевать очки.

— Как же нам отсюда выбраться? — Фальтарианец осматривал порт.

Существовали другие туннели, но первый осмотр не обнаружил никакого выхода. Картр, однако, был уверен, что выход есть. Об этом свидетельствовал воздух — легкий ветерок, чуть теплее и менее затхлый, касался их лиц. Рольтх, должно быть, тоже уловил его, потому что повернулся в направлении, откуда он шел.

Следуя за этим чуть заметным проводником, они пришли к плоской круглой плите на дне другой шахты. Картр выворачивал шею, пока не заболело в горле. Далеко вверху виднелся слабый свет. Но они не могут карабкаться... Разочарованный, он повернулся к Рольтху.

— Можно возвращаться...

Но фальтарианец углубился в изучение панели с кнопками на стене.

— Не думаю. Посмотрим, работает ли! — Он нажал верхнюю кнопку и тут же сжал руку товарища: плита начала подниматься, и они вместе с нею взмыли вверх.

Оба рейнджера инстинктивно присели. Картр глотнул, чтобы уменьшить давление в гудящих ушах. По крайней мере, подумал он с благодарностью, шахта не закрыта сверху. Их не разобьет о крышку.

Дважды пролетали они мимо других платформ, примыкающих к шахте. Картр закрыл глаза. Впечатление бесконечного подъема на лифте было не из приятных. Вряд ли он захочет повторить это снова. Он испытал однажды приступ паники: во время ремонта корпуса в полете потерял привязной трос и отплыл от корабля. В этот раз ощущение было аналогичное.

— Прибыли...

Картр открыл глаза, обрадовавшись дрожи в голосе Рольтха. Итак, фальтарианец наслаждался путешествием не больше его.

Где они? Сержант почти на четвереньках сполз с плиты и огляделся. Помещение, в котором они находились, было хорошо освещено. Над головой, поднимаясь на головокружительную высоту, громоздились этаж за этажом галереи, идущие от центра. Но тут Картра отвлек от наблюдений крик Рольтха:

— Она... она ушла. — Фальтарианец широко раскрытыми глазами смотрел на пол.

Плита-лифт, на которой они поднялись, исчезла, и пол, насколько мог видеть Картр, был сплошным, без единой щели.

— Она опустилась, — теперь Рольтх лучше владел своим голосом, — а сбоку выдвинулся блок и закрыл отверстие.

— Может, именно поэтому подземные пути и не были обнаружены, — предположил Картр. — Допустим, шахта открывается лишь тогда, когда снизу к платформе из туннеля прибывает машина.

— Пока мы не оставим это проклятое место, буду держаться подальше от середины помещений, — сказал Рольтх. — Вдруг окажешься на плите в тот момент, когда внизу кто-то прибыл. Настоящая ловушка! — И он осторожно, прощупывая каждый шаг, направился к ближайшей двери. Картр был склонен последовать его примеру. Как заметил фальтарианец, невозможно предсказать, когда начнут действовать древние механизмы. Ему пришла в голову мысль: а вдруг именно появление их аэросаней активизировало робота и вызвало весь эпизод с патрульным?

Но несколько секунд спустя он ощутил потенциальную угрозу, гораздо более серьезную, чем машины. Впереди какое-то неизвестное живое существо. Агератанец? Нет. Чужой мозг, которого он коснулся, не был так силен. Тот, кто находился впереди, не обладал способностью к прощупыванию мыслей. Пока их не увидят, Картр может не бояться, что их присутствие будет обнаружено. Рольтх понял знак сержанта. Оба положили руки на рукоятки бластеров.

Но зал за первой дверью оказался пуст. Он был квадратный и уставлен скамьями из материала, похожего на молочное стекло. Неяркий свет исходил от стен, и в этом свете молочная поверхность искрилась. Должно быть, какая-то прихожая. Потому что в противоположной стене находились две двери, вдвое превышающие рост Картра. На них он впервые в городе увидел скульптурное изображение — символическая листва. Именно за этими дверями находился кто-то живой.

Сержант, блокируя все прочие впечатления, сосредоточился только на этой скрытой впереди искре жизни. Он радовался, что неизвестный — не сенситив, что можно касаться его мозга, не выдавая своего присутствия.

Человек. Сенситивность три с половиной, не больше. При четырех он бы смутно ощутил присутствие чужого, забеспокоился бы, при пяти немедленно обнаружил бы его присутствие. Но сержант ощущал лишь упадок духа, умственную усталость. И это не пират и не пленник пиратов. Впечатление насилия в прошлом или настоящем совершенно отсутствовало.