Последняя подлодка фюрера. Миссия в Антарктиде

— Получается, — продолжал Лют, чтобы как-то уйти от темы смертей, — у вас там целое русское землячество…

— Ох, — вздохнул Ройтер — от них столько проблем… они как дети малые… У них внутри этого «землячества», как вы изволили выразиться, какие-то разногласия нашлись, и они так держатся за свои убеждения каждый… В суть я не вдавался. Я путаюсь в этих русских вождях.

— Ну да, — подхватил Рёстлер, — русские очень восприимчивы к абстрактным идеям, готовы умереть за них. Признак восточного менталитета.

— Не заметил я что-то ничего особо восточного. Унтерштурмфюрер Зубофф не больше русский, чем тот же Вольфганг.

— Его самого я, к сожалению, не знал, — проговорил задумчиво Лют, — а вот его отец служил в Ландсвере с моим дядей. Дядя рассказывал о нем, как о настоящем солдате, хотя вы и знаете, как я отношусь к русским. Я давно забыл, что родился в России. О Риге у меня очень смутные воспоминания. Моя родина — Германия.

Взгляд Капитана цур зее был устремлен сквозь собеседников в какую-то неведомую даль. Возможно, ему мерещился его дом в Мюрвикской академии? А может быть, покореженные остовы подлодок на Гамбургской верфи, которые так и не стали оружием?

— Простите, дружище, — сказал Лют, прощаясь. — Я в последнее время стал слишком резок. Вероятно, я просто завидую вам. Вы один из тех счастливчиков, кто благодаря войне не потерял близких, а приобрел. — Он улыбнулся Веронике, приложил руку к фуражке и скрылся в темноте прохода. Вероника улыбнулась ему в ответ. Ройтер еще некоторое время глядел ему вслед, где подрагивал в такт шагам свет карманного фонарика — на ночь освещение бытовых отсеков отключали — экономия.

— Да, — вздохнул Рёстлер, — самым тяжелым испытанием для него стало расставание с семьей… Надеюсь, все это продлится недолго. Ситуация в мире такова, что все может мгновенно измениться. Нам нужно быть готовыми. Как говорили древние, «Dolor ignis ante lucem».[34] И чем тоска свирепее, тем ближе рассвет.

— Ганс, — шепотом, чтобы не слышала Вероника, спросил Ройтер, — вы были в дружбе с семьей Демянски. Не знаете, что с ними?

— Даже не знаю, что сказать… — покачал головой рёстлер. — Последний раз я встречался с Вальтером, еще фюрер был жив…

— Неужели он даже не попытался спасти семью?

— Эх… Сколько людей пытались… Вон, Геббельс тот же… Хотя… может, это они и спаслись, а мы тут оказались в западне… В Сан-Паулу мне пришлось провести несколько дней в камере с уголовниками. Знаешь, как они говорили о тех, кто умирал? — «Ну вот, еще один откинулся». Смешно, не правда ли? «Откинуться» на их жаргоне — значит выйти на свободу.

Вероника очень беспокоилась, что ее начальник принесет недобрые вести с материка. А самая недобрая весть для нее — это весть об Анне, о том, что она жива. Она чувствовала опасность, исходящую от этой рыжей бестии. Как ленточный червь, она обхватила и высасывала сердце ее любимого, и ей самой почти ничего не доставалось. Встреча Хельмута с Анной вряд ли была способна что-то изменить — их отношения закончены. Но Веронику не интересовала логика. В отношениях между мужчиной и женщиной всегда есть место чуду. Этого-то чуда она боялась, но на это чудо так надеялся Ройтер. Впрочем, надеялся на него он уже почти 8 лет. 6 из которых шла страшная война.

* * *

— И что вы ответили Сэттлу? — Ципанович явно нервничал. С минуты на минуту должен был раздаться звонок маршала Мерецкова.

— Я ответил, что высадка в Порт-Артуре исключена, господин вице-адмирал, — докладывал капитан 1-го ранга Никифоров — Порт входит в арендованную зону, управляемую по договору смешанной советско-китайской комиссией. А санкции этой комиссии на вход американской эскадры в порт, на что, в свою очередь, требуется согласие обоих правительств, нет. Зато есть международная конвенция по мореплаванию, и в соответствии с нею вы, господин вице-адмирал, обязаны отвести свою эскадру на 20 миль от берега, после чего можете доложить своему командующему о результатах переговоров.

— И что Сэттл?

— Он ответил, что выполняет приказ командования и вынужден будет применить все имеющиеся у него средства. На что я ответил, что я также выполняю приказ командования и также вынужден буду применить все средства, имеющиеся у меня. А это береговые батареи и корабли Особой бригады Тихоокеанского флота.

— На том и расстались?

— Да.

— Черт! Нет ничего хуже, чем неопределенность… Как, по вашим ощущениям, они готовы к масштабным действиям?

— Трудно сказать… В голову я к нему не залезу, но держались американцы очень браво. При мне начали демонстративные учения артрасчетов.

— Неужели отважатся?

— Товарищ контр-адмирал! — Дежурный офицер штаба был взволнован, что-то определенно случилось, причем что-то такое, что требовало немедленной реакции. — Посты наблюдения засекли группу самолетов, предположительно американских, количеством до пятидесяти, приближаются к Порт-Артуру…

Его прервал телефонный звонок. Маршал на проводе. Ципанович сделал знак — офицер умолк.