Последняя поэма

К этому времени, тот свет, который исходил от драконьих очей, обратился в две едва приметные искорки, однако, до самого последнего мгновенья, Робин еще чувствовал, что не может совершить хоть какое, хоть самое малое движенье по своей воли, но вот, наконец, веки закрылись, и все это исполинское тело содрогнулось, и… дрожь эта передалась всей пещере — тряслись и стены и потолок, сыпались камешки. И тут та щель на которой покоилось бездыханное уже тело вздрогнуло, и медленно стала расходится в стороны — дрожь все усиливалась, и тогда Робин не удержался на ногах, повалился, да тут же стал отползать к гнезду. Он взобрался по мховой поверхности. и обнял одно из этих яиц, которое было метров двух — он почувствовал беспрерывные, настойчивые удары, которые поднимались из его глубин — казалось, что — это гном устраивал свое жилище… А Робин уже почувствовал нежность, и собственную ответственность, перед тем, еще не рожденном, но живым существом.

Между тем, дрожь пещеры все усиливалась, а щель продолжала раскрываться, словно жадная пасть, готовая поглотить слугу своего, дракона, в преисподнюю. Из этого провала вырывались могучие, все более сильные, отсветы бордового пламени, и вся пещера уже была им заполнена, так что все, казалось, залито было кровью. И особенно выделялась на этом фоне, груда драгоценностей, так что казалось, будто кровь буквально пропитала ее. Но вот щель раскрылась достаточно широко, чтобы поглотить дракона — он стал соскальзывать. Казалось, что жизнь, все это время еще тлела в его глубинах… Что ожидало его драконий, колдовством Мелькора из тьмы сотворенный дух, после смерти? Неужто тьма, неужто забвенье?… И этому, прожившему уже многие-многие века дракону казалось, что действительно забвение, пустота, и он страстно цеплялся за жизнь — до этого он, казалось, смирился, но теперь, когда это стало неотвратимым, он жаждал излечиться, вновь по небу мчаться, но только бы не уходить в то неведомое, в ничто… И он заревел глухо, и когда задняя его часть его часть, уже соскользнула вниз, он успел уцепиться своими клыками в край, да с такой то силой вцепился, что скрежет раздался, что искры полетели. И тогда глаза вспыхнули ярче чем когда бы то ни было — такой силой вспыхнули, что Робину даже глаза пришлось закрыть, чтобы не ослепнуть. Щель не раскрывалась больше, однако, дрожь продолжала сотрясать пещеру, а бордовый свет изливался все сильнее и сильнее. Вот вырвались, обвивая драконье тело, плотные языки пламени; завихряясь, под самый потолок взмыли, и тогда же пещера заполнилась жаром. Робин видел, как передергиваются драконьи клыки, как все глубже и глубже вгрызаются они в камень — вот раздался страшный хрип, который заметался под сводами и, казалось, что все это не выдержит, что тонны камня погребут их под собою. Вот по полу, вычерчивая полукруг возле пасти, пошла трещина, и все углублялась, так что ясным становилось, что через несколько мгновений, дракон исчезнет в пламени. И тогда Робин, который всегда действовал не по разуму, но только по порывам, поддался очередному такому титаническому порыву, и, едва не плача от жалости к дракону, бросился к нему, перескочил через все расширяющуюся трещину, на полу, и, презрев страшный жар, ухватился за верхнюю губу дракона, и, что было сил, потянул его к себе.

— Нет! Ты не умрешь! Раз ты хочешь жить! Что этот пламень?! Почему он хочет поглотить тебя?.. Какое он имеет право?!

Но тогда дракон разомкнул пасть, и на его месте взвился огненный вихрь, и дыханьем сворим, толчком отбросил Робина назад, к стене. И уже потом, вспоминая этот поступок дракона, Робин понял, что тот, несмотря на то, что ему страстно хотелось жить, и он еще жаждал и мог бороться — отпустил этот выступ, понимая, что Робин будет с ним до конца, и погибнет — ради своих детенышей, в слабой надежде, что Робин, все-таки, каким-то образом, сможет сохранить их жизнь…

Итак, дракона не стало, ну а юноша, еще довольно долгое время пролежал на подрагивающем полу где-то между забытьем и явью. Когда же он смог подняться и оглядеться, то обнаружил, что вместо пропасти вновь там узкая щель из которой едва-едва выходило бордовое свеченье, и в пещере был бы совсем темно, если бы не отколотый край, где — цеплялся дракон — от этого места живыми лучами исходили отсветы из глубин.

Робин обнаружил, что лежит рядом с драконьими яйцами, и вновь почувствовал те глухие, беспрерывные удары, которые исходили из их глубин. На поверхности одного из них он смог различить маленькую трещину…