Последняя поэма

Он вскочил на ноги и обернулся к парку, из которого еще недавно доносились едва слышные, похожие на шелест листвы, умиротворенные голоса эльфов и Цродграбов. Теперь все они замерли в напряженном выжидании (тоже, конечно, увидели эту зарницу). Кто-то заплакал, но иные пребывали в молчании, они не могли принять, что эта ночь, к которой они так стремились из кошмара, которая уже начала нежным светом звезд и тишью своею залечивать их раны, вновь преображается теперь в кошмар.

Все это время поблизости от Келебримбера находился Фалко — он то еще и раньше чувствовал, что близится беда, только вот не знал, что здесь можно предпринять, как убедить их, и что вообще можно против этой беды сделать. И рядом с Фалко, неотступный словно тень следовал Хэм, который после того, что он видел на пиру, стал еще более погруженным в себя, молчаливым, и только неизменно преданным своему другу. И вот Фалко оказался перед Келебримбером, перехватил его за руку, и с болью вглядываясь, в страдающее лицо государя, проговорил:

— Только не поддавайтесь… Вы должны защищать Эрегион, своими силами. Пусть все собираются, без паники. Пусть собираются отряды воинов и магов…

Горькая, мучительная усмешка отразилась на лике эльфийского государя, он молвил:

— Что, своими силами?.. О, маленький хоббит!.. Мы все давно предчувствовали, что наступит этот день (или ночь — какая разница?). Мы чувствовали, но, чтобы должно отразить нападение, надо было все время жить в напряжении, готовясь к войне. А мы не могли так. Мы слишком слабы…

— Неужели уже сейчас, даже и не видя еще своих противников, вы, государь, признаете поражение?!.. — с жаром выдохнул Фалко. — Да как же вы можете?!.. Неужто вы только своих уже погибших жену да дочь любите?! А все иные — все тысячи жен да дочерей, на что им то надеяться?! Ведь их то не меньше, чем вы своих любят! И только ждут, что вы мудрость свою проявите! А земля — это же прекраснейшее государство в Среднеземье! Зло до недавних пор еще не касалась его! Государь, ведь об этой земле думают не иначе, как в мечтаньях — многие стремятся к ней, как к оазису, так неужели же дадите ей померкнуть?! Неужто вы это земли не любите?! Ведь это же родина ваша!.. Ну, не хотите сражаться, хотите отчаянью предаться, так давайте я от вашего имени командовать стану. Да — я смогу.

Жаркие, с таким чувством вымолвленные слова Фалко растрогали Келебримбера. Он положил свою широкую ладонь, на густые, плотные волосы хоббита, и проговорил чуть слышно:

— Конечно, конечно — мы будем сражаться. Мы будем сражать до последнего. Только вот уже горит Эрегион то…

Действительно, даже и с такого расстояния, видны были те исполинские веера искр, которые возносились возле стен. Вообще, с востока поднималась тяжелая дымовая стены. По ее отрогам пробегали отсветы пламени, время от времени, проносились там неясные тени, все новые и новые вспышки долетали с той стороны. И вся эта земля так мирно дремавшая, просыпалась теперь. От этого места открывался вид на много верст окрест, и видны были многочисленные большие и малые отряды эльфов, которые выходили из ближних и дальних лесов, все спешили к этому месту. Глядя на них, чувствовалось, что у Эрегиона есть по крайней мере, достойная сила, чтобы встретить нападавших: так в одно время на этом просторе стремительно двигалось несколько тысяч конных и пеших, уже готовых к борьбе, даже и к гибели, лишь бы только отвести беду от любимых своих, от земли родной. А из рощи, которая так сладко шелестела за их спинами, стали приближаться быстрые шаги, и вот уже вышли виднейшие эльфийские князья, а за ними — сияли во мраке еще многие и многие лики. Князья, подошли к Келебримберу, и опустились перед ним на колени. Один из них заговорил таким сильным голосом, что, казалось, и драконы должны были отчетливо его слышать:

— Ты наш государь, и мы ждем твоих указаний. Судьбы тысяч и тысяч, судьбы всего королевства сейчас в ваших руках. Пожалуйста, проявите свою мудрость — все зависит от ваших слов.

И вновь мука запечатлелась на лике Келебримбера. Ему больно было от того, что на него так надеяться, что так многое от него зависит, что нет его душе покоя, а так ведь хотелось уединится, в тишину, в покой. О как же, до боли было жалко это блаженной, уже разбитой ночи.

— Хорошо… хорошо… — шептал он, а в глубоких, древних очах его блистали слезы. — Начинайте действовать, как должно действовать защищая свои дома. Уже нет время разрабатывать какой-то план. Но лучше разделитесь на небольшие отряды, с лучниками и с магами — так драконы не смогут выжечь разом многих. Прячьтесь в кронах, хотя, конечно, ничто не выстоит против их пламени. Да — драконы налетят первыми, а за ними придут Барлоги, и за тем уж, по пепелищам, выискивая уцелевших, побегут орды орочьи…

— Зачем, зачем вы так отчаянно?!.. — с болью вскрикнула оказавшаяся поблизости жена одного из князей. — Государь, ну неужели же мы не сможем?..