Последняя принцесса Нуменора

Через некоторое время они оказались на самом дне ущелья. Слуги молча кивнули в сторону бессильно повисшей на цепях фигуры, оставили ей один факел и удалились. Воздух едва доходил сюда, дышать было тяжело. «Как же он находился здесь, во мраке и холоде, столько дней?!» — ужаснулась принцесса и подошла к узнику. Он висел, поддерживаемый цепями, закованный в кандалы и за руки, и за ноги, с головой, понуро склоненной на грудь. От одежд остались лишь лохмотья, кровоподтеки были видны по всему телу, не осталось и места без раны. Саурон сполна рассчитался за шрамы. Мириэль слегка прикоснулась к прохладной коже, но узник не пошевелился, он пребывал в глубоком забытье. Сердце принцессы болезненно сжалось. Сколько страданий он мог бы избежать, если бы не её гордыня! «Проклятье лежит на мне, все, кто становятся мне близкими, терпят лишения и коверкают свои судьбы. Во имя чего они гибнут»? — Она разгневалась. В этот раз гнев ее был направлен на себя. К чему ей жить, если от этого страдают другие? Чем она лучше Саурона? Она повертела в руках эльфийский клинок. Убить себя — вот лучшее ему применение. Она проиграла борьбу, пора признать это. Чайлдин был прав, чтобы стать могущественным и несокрушимым магом-воином, нужно пожертвовать всем, кроме одной единственной цели, и идти к ней напролом, презрев чувства и сердечные муки, используя друзей для своей корысти, до тех пор, пока ты не останешься один. Она нежно погладила пальцем сталь клинка. Умереть и не видеть, что станет с этим миром. Если вершить судьбы других она считала себя вправе, то почему бы не распорядиться своей жизнью? «Если передумаете, то Нуменор — ваш, — предложил ей Саурон. — А что мне с ним делать? Почему я решила, что мое правление будет на благо людям? Разве я знаю, как сделать людей счастливыми? Нет».

Мириэль попыталась вспомнить, когда она чувствовала себя по-настоящему счастливой в последний раз. Многие светлые мгновения ее жизни промелькнули в уме, но страшно было то, что в какой-то момент она перестала придавать им значение, и переживания, приносящие радость, улетучились. Она перестала обращать внимание на состояние своей души, как будто чувствовать себя счастливым в жизни не было сколько-нибудь существенным. Лотлуин (одно имя его вызывало душевный подъем) не представлял себе смысла жизни иначе, чем в наслаждении каждым ее мгновением, но она, любя его и восхищаясь им, относилась к нему как к ребенку, играющему в свои игры. У нее всегда находились заботы, проблемы, на решение которых она потратила большую часть своей жизни. Она пыталась найти схему более совершенного миропорядка. Была ли она не права? Нет ничего дурного в стремлении стать лучше или попытке искоренить зло там, где оно очевидно. Но необходимо не терять при этом умение радоваться жизни и не считать себя единственно правым и мудрым.

Мириэль спрятала клинок и обняла узника, прижавшись виском к его груди. Сердцебиения почти не было слышно. Он тоже устал и изнемог от борьбы, сопротивляясь изо всех сил воле Саурона. Недаром жрец упрятал его так глубоко и надежно заковал в цепи. «Если он пустил меня сюда, значит, уверен, что изнурил его достаточно, и мне уже не по силам вырвать его из мерзких когтей смерти. Юни, мой Юни! Я сделаю все, чтобы ты ожил и заговорил со мной. Молю, прости меня. Я отдам тебе мое тепло, залечу твои раны. Пусть не удастся нам вырваться из мрака этого ущелья, и мы погибнем, но больше никогда и никто не разлучит нас с тобою, Юни. Ты был прав, когда говорил, что мы предназначены друг для друга. Мне всегда хотелось быть с тобой рядом, отвергая тебя, я только больше страдала, не разрешала себе доверять тебе, придумывала обиды. Только теперь я поняла, как это было глупо».

Ее любимый не отвечал ей, но Мириэль почувствовала облегчение, когда призналась ему и самой себе в чувстве, которое так настойчиво подавляла, заглушала переживанием старой обиды снова и снова, вызывала ненависть и желание мести в своем сердце, вместо того, чтобы простить. Она поняла, что смертельных обид не бывает, нельзя укорять кого бы то ни было за один неверный шаг в прошлом. Проклиная кого-либо, отдаляя от себя любимого человека, мы тем самым наносим ущерб себе, лишаем себя полноты жизни и привыкаем видеть окружающий нас мир в тусклом свете.