Спустя несколько дней я почувствовал, что не могу быть заложником своего страха. Я сообщил Виктору, что собираюсь все тебе рассказать, если он сам не признается в содеянном. Три дня у него было на раздумья, потому что сделать такое признание означало публично расписаться в собственной бесталанности, а это еще тяжелее, чем признаться в убийстве (поверь мне, Федя,
– я знаю, что говорю). На четвертый день меня избили прямо под окнами училища. Они били меня ногами по ребрам и почкам. Я, как мог, корчась на земле, закрывался руками и тут же получил удар в глаз. Это был кастет или «барашек» уличного водопроводного крана (знаешь, такой легко надеть на руку – в нем отверстия, удобные для пальцев). Помню кровавую вспышку, резкую боль – и все погасло… Врач потом сказал, что потерян хрусталик. Для меня было все кончено – я навсегда остался инвалидом.Годы, которые последовали за этим событием, – один сплошной, серый и ледяной ком. Я не мог писать. Не потому что не видел холста, а потому что потерял цвет. Ты знаешь, что такое для художника потерять чувство цвета, его равновесие и остроту. Я не мог не только писать – я не мог вообще ничего делать. Я оказался очень слабым человеком, Федор. Несчастье подкосило меня, и я не мог подняться. Моя девушка бросила меня. Не из-за глаза, конечно, а из-за того, что увидела, какой я слабый. Я пробовал пить, но мой организм отторгал спиртное.
Когда мне исполнилось двадцать пять, у меня не было ни работы, ни друзей, ни пристрастий. Только уныние и безнадежность. Вот тогда мысль о самоубийстве пришла мне в голову. Меня спасла женщина, которая и стала потом моей женой. Благодаря ей я не только выжил – я стал по-новому смотреть на мир. Мне даже показалось, что я начинаю видеть отсутствующим глазом… Я впервые полюбил, Федор. А любовь стала двигать мною. Я нашел приличную работу. Не шибко доходную, но работу! Через три года у нас родилась дочь. Я первый раз в жизни почувствовал, что могу быть счастливым. Но счастье оказалось недолговечным.
Однажды я случайно оказался свидетелем того, что моя жена изменяет мне. С молодым и наглым самцом. Очень похожим на Камолова. У него даже была такая же развязная и самоуверенная манера говорить. Знаешь, как он называл меня за глаза, общаясь с моей женой? «Твой косой!» Мой стеклянный глаз слабо двигается в орбите, и поэтому создается впечатление, что я немножко раскосый. А жена смеялась!