Последняя республика

А до него наш народ до полного безумия любил товарища Ежова. И Кирова страсть как любили. А Тухачевского любили дважды. Первый раз по приказу любили. Потом товарища Тухачевского шлепнули и приказали разлюбить. Разлюбили. А потом снова поступил приказ любить. И любят. И никому не объяснишь, что был Тухачевский палачом и убийцей, а в вопросах стратегии разбирался слабо, вернее – никак не разбирался. Чтобы это понять, надо просто прочитать два тома «сочинений» этого самого Стукачевского. Но томов не читают. Любят, не читая. Пойди кому скажи, что Тухачевский был авантюристом, карьеристом, трусом, что «гениальные» его творения годились только в качестве пособия на уроках политграмоты, а на большее не тянут и не тянули, что его предложения по перевооружению армии – чистый бред. Скажи такое – горло порвут, ибо любят.

Так что любим того, кого прикажут, и сила нашей любви задается централизованно – властная рука в любой момент может силу народной любви убавить или добавить.

Не знаю, как народ любил Жукова, но на следующий после парада год Сталин загнал народного любимца командовать провинциальным округом в Одессу, а потом еще дальше – на Урал, и держал там товарищ Сталин товарища Жукова без намерения выпускать. И пока была у Сталина власть, Жуков сидел в уральской ссылке, как сверчок за печкой. И народ не восстал. Причиной опалы Жукова было как раз нежелание Сталина делиться славой с ближайшими своими помощниками по войне. И оказался в застенке командующий ВВС Главный маршал авиации А. А. Новиков. Попал под неправедный «суд чести», был разжалован и понижен в должности Нарком ВМФ адмирал флота Н. Г. Кузнецов, полетели со своих постов командующий артиллерией Красной Армии Главный маршал артиллерии Н. Н. Воронов и еще многие-многие. Не только погоны с плеч генеральских летели, но и головы… После войны пошли под топор С. А. Худяков, Г. И. Кулик, В. Н. Гордов, Ф. Т. Рыбальченко и другие.

Сам Жуков был снят с формулировкой: «…утеряв всякую скромность… приписывал себе разработку и проведение всех основных операций, включая и те операции, к которым он не имел никакого отношения» (приказ министра Вооруженных Сил Союза ССР № 009 от 9 июня 1946 г. ВИЖ. 1993. № 5. С. 27). Сталин лично это и подписал.

И этим дело вовсе не завершилось. Товарищ Сталин метил дальше. Вот рассказ генерал-лейтенанта К. С. Телегина, который прошел с Жуковым почти всю войну:

Я был арестован без предъявления ордера и доставлен в Москву, во внутреннюю тюрьму МГБ. Здесь с меня содрали мою одежду, часы и пр., одели в рваное, вонючее солдатское обмундирование, вырвали золотые коронки вместе с зубами… Оскорбляли и издевались, следователи и руководство МГБ требовали от меня показаний о «заговоре», якобы возглавляемым Жуковым Г. К., Серовым И. А. и мною, дав понять, что они тоже арестованы… у меня были вырваны куски мяса (свидетельства этому у меня на теле)… меня били головой о стену… сидеть я не мог, в течение полугода я мог только стоять на коленях у стены, прислонившись к ней головой… Я даже забыл, что у меня есть семья, забыл имена детей и жены… (Красная звезда. 7 октября 2000 г.).

Далее – в том же духе. Кстати, это не воспоминания, а показания прокурору после смерти Сталина и освобождения из тюрьмы. Это – документ. Но речь не о Телегине и других генералах, а о Жукове, который к аресту был весьма близок. Просто Жукова спасла солидарность других маршалов, которые были научены опытом предшественников и понимали: сегодня Телегин, завтра Жуков, а после? Так что вариант с «первородной жизненной силой» даже в лефортовские ворота не лезет.

И насчет любви народной – не очень складно. Фронтовики иного мнения о Жукове. Я не тех фронтовиков в виду имею, которые по заградотрядам ордена получали, а тех калек, которые после войны жизнь коротали на острове Валаам. Их, безруких-безногих, содержали в отдалении, дабы своим видом мерзким столичных вокзалов не поганили. Так вот, те фронтовики о Жукове имели свое понятие: появился Жуков, значит – наступление, и останется живым только тот, кому оторвет руки-ноги.

А остальные лягут.