– Эм, нет, спасибо. Шашлык, гретый в микроволновке, мне не хочется.
– Как хотите. – Девушка перестала быть милой и пошла обхаживать усевшуюся за столик пару молодых людей.
Кофе я попробовала и пить не стала. Вода водой, как будто кружку из-под выпитого кофе помыли, и эту воду подали мне под видом «экспрессо». Чизкейк тоже отставила в сторону, он как-то подозрительно пах кислятиной.
Оплатив заказ устраивать скандал не было настроения совершенно, я отправилась домой. Закажу лучше доставку еды, а кофе сварю себе сама. Надо запомнить это место, чтобы, не дай бог, опять сюда не забрести.
Вернулась домой. Заказала пиццу. Сварила кофе. И села обедать. Когда я уже почти расправилась с небольшой маринарой, зазвонил телефон.
– Ты где? – спросил Вовка.
– На кухне, – сообщила я.
– Ешь, что ли?
– Нет, конечно! Киря, какие глупости приходят тебе в голову! Нормальные люди на кухне не едят!
– А что они делают? – затупил друг.
– Ванну принимают, поэтому говори быстрее, пока горячую воду не отключили.
– Язва, – буркнул друг. – Будешь умничать, я тебе ничего не расскажу.
– О чем? – насторожилась я.
– О том, что сегодня с утра напела мне наша звезда местного разлива.
– Ляля что-то рассказала?
– Ага. И не просто что-то, а все!
– Сейчас примчусь! – Я начала панически обуваться.
– Что ты. Не спеши. Как домоешься, сообщи.
– Ну прости, Вовка, ты же знаешь, что я шучу.
– Знаю, – хохотнул друг. – Давай, жду тебя.
Я мигом оделась и вылетела из квартиры. Все-таки – одно дело строить догадки, другое – знать, как все происходило, из первых рук.
Побив все рекорды скорости, я как фурия ворвалась в Вовкин кабинет. Киря сидел за столом и что-то усиленно строчил в какой-то таблице. Едва взглянув на меня, он кивнул на кресло для посетителей и продолжил писать.
Я тихонечко присела, где велели и, сложив ручки на коленях, принялась с самым покладистым и невинным видом сверлить взглядом этого трудоголика.
Он выдержал всего пару минут, а потом с тяжким вздохом отложил свою писанину и сказал:
– На меня этот твой приемчик не действует.
– Конечно, именно поэтому ты и отложил в сторону свою работу, – улыбнулась я.
– А ты мне тут не иронизируй. А то ничего не расскажу, ходи потом, думай, что да как, – Вовка состроил серьезную мину, но глаза его улыбались.
– Гой еси, государь! Всех начальников начальник, падаю ниц и нижайше прошу поделиться капелькой информации со своей недостойной рабой, – я встала и отвесила шутовской поклон.
Вовка смутился.
– Да ладно тебе, не утрируй. Садись. Кофе будешь?
– Твою гадость не хочу. Травись сам.
– А я хлебну.
Я подождала, пока Киря заварит растворимую бормотуху, которую он называет кофе, усядется, повздыхает, шумно отхлебнет из своей пол-литровой кружки, откинется на спинку стула и, сложив руки за головой, сообщит:
– Сегодня утром Ольга Ивановна впала в нехарактерную для нее истерику. Женщина-кремень дала трещину, чем мы быстренько и воспользовались. Я провел допрос. Естественно, он записан на видео. Мы же живем в двадцать первом веке… Должны идти в ногу с прогрессом. Так сказать, прогрессивная полиция.
– Человек с телефоном в руках, сидящий в углу комнаты и снимающий видео в ужасном качестве, – такой себе прогресс, – вклинилась я.
– Вообще-то, – поднял указательный палец Вовка, – мы купили и установили видеокамеру в допросной! – И добавил чуть тише: – Правда, через неделю после установки она сломалась, а средств на ее починку никак не выделят.
Я хохотнула, Вовка нахмурился и погрозил мне пальцем.
– Слушай предысторию, а потом я покажу тебе запись. Сегодня утром Ольгу Ивановну нашли в камере зареванную и поникшую. В ответ на любые вопросы она начинала громко рыдать и орать что-то неразборчивое. Когда она немного успокоилась, дежурный наконец-то смог разобрать в бессвязных фразах, что кто-то позвонил и бросил ее. Дамочку под белы рученьки отвели в допросную, где она поведала нам очень романтическую историю. Теперь смотри.
Киря развернул монитор так, чтобы мне было хорошо видно. На стоп-кадре я разглядела сидящую за столом Лялю.
Вовка нажал на кнопку, и картинка ожила. Ляля заговорила:
– Меня зовут Ольга Ивановна Гуляева. Пятьдесят три года. Актриса драматического театра. Вдова.
Женщина говорила как робот, не поднимая взгляда от сложенных на столе рук.