Последняя рукопись

– Но радоваться рано. Мы начали копаться в разных картотеках. Люк Тома – очень распространенное имя, всплывает слишком много случаев, и нам требуется точная дата рождения, чтобы получить определенные данные. Я заодно проверил картотеку лиц, находящихся в розыске: ничего. Люк Тома исчез тридцать лет назад, тогда электронной картотеки еще не существовало, но бумажный документ должен где-то валяться. Этим занимаются жандармы. Дюпюи как раз сейчас у них в бригаде; я думаю, отыскать след личного дела не составит особого труда.

– Посмотрим.

– Ага, посмотрим. А вот по-настоящему хорошая новость пришла от Манжматена. Он только что звонил из Шамбери: был у бывшего директора интерната Рош-Нуар. Деду за восемьдесят, он доживает свои дни в доме престарелых. Короче, старик не в лучшей форме. Разумеется, когда с ним говорят об этой истории с физкультурником, он подтверждает версию случайного ранения бритвой. Манжматен считает, что директор ничего не скажет: зять умер, да и он одной ногой в могиле.

– Он говорил с ним об Энди Джинсоне? И о тех ужасах, которые натворил Дельпьер?

– Да, но без особого результата. Память слабеет, если ты понимаешь, о чем я… Он смутно помнит про Люка Тома – только то, что он сбежал и его так и не нашли. Старик припомнил, что мальчишка прибыл из Вуарона, так что я позвонил в тамошний отдел записи актов гражданского состояния. Похоже, это наша единственная удача во всей этой истории. Существует только одна семья по фамилии Тома, которая может соответствовать, и единственный контакт: Мари-Поль Тома. Его мать. Ее предупредили о нашем визите, но не сообщили, по какому поводу…

– У нее сын пропал тридцать лет назад, а тут заявляемся мы с кучей дурных известий. Побережем ее, ладно? Осточертело разрушать жизни.

Спустя полчаса сыщики прибыли в Вуарон. Вик одернул куртку и постучал в дверь особнячка, расположенного в глубине прелестного жилого квартала с видом на горы. У появившейся на пороге женщины были огромные, как у кошки, зеленые глаза и изборожденное морщинами лицо. Только глаза и оставались молодыми. Седые волнистые волосы небрежно спадали на плечи, во рту не хватало нескольких зубов. Вадим протянул ей руку, наскоро представился и объяснил причину их визита.

– Мы пришли поговорить о вашем сыне…

Смесь непонимания и изумления исказила ее лицо.

– О Люке?

– Можно нам войти?

Женщина кивнула. Когда она впустила их в дом, Вик уловил запах псины. Повсюду были книги и газеты, они валялись по углам, на мебели, на просевших полках. Хозяйка указала им на диван, усеянный клочьями собачьей шерсти, а сама застыла в ожидании.

– Мы разыскиваем вашего сына, мадам Тома. Мы полагаем, что он замешан в довольно серьезном деле.

Казалось, от шока Мари-Поль Тома съежилась.

– Люк? Довольно… серьезное дело? Что за дело?

– К сожалению, пока мы не можем сказать вам больше. Мы понимаем, что это неприятная новость, но нам необходима ваша помощь. Во-первых, нам нужна дата рождения вашего сына – это для поиска в картотеках. Кроме того, надо, чтобы вы рассказали нам о нем, поделились несколькими его детскими фотографиями. Мы не знаем, как он выглядит. Единственный имеющийся у нас след – это интернат Рош-Нуар. Его личное дело пропало из архива: мы предполагаем, что примерно две недели назад Люк, предварительно напав на сторожа, сам забрал его вместе со всеми фотографиями…

– Боже мой!

Глаза Мари-Поль Тома увлажнились. Она поспешно вытерла их носовым платком.

– Здесь… Здесь вы не найдете снимков Люка. Сын ненавидел, когда его фотографируют. А на классных фотографиях он всегда опускал голову. Стоило ему увидеть свой портрет, как он непременно воровал его или рвал. Кстати, он был красивым ребенком, только вот…

Она замолчала. Вик и Вадим переглянулись.

– Но ведь у вас есть его фотографии в раннем детстве. Младенцев всегда фотографируют.

Она покачала головой:

– Мы с мужем не могли иметь детей. Люк не был нашим… биологическим сыном. Мы обращались в органы опеки, чтобы взять его.

Она перемежала свои слова долгими паузами. Вик и Вадим молчали, чтобы не сбивать ее с ритма.

– В то время мы жили в Париже, в Десятом округе. Ему было пять лет, когда мы наконец смогли забрать его к себе. Люк был брошенным ребенком. Нам рассказали, что первые дни его жизни были чудовищными. Какой ужас – поступить так с собственным сыном.

Она поднялась и направилась в кухню:

– Мне нужно выпить кофе. Вы хотите?

Они охотно согласились. Она вернулась с тремя полными чашками на подносе. Вик поблагодарил.

– Что произошло в первые дни его жизни?

Она поморщилась: