Последняя сделка

Эневер пустился в описание препарата «БП-56». Он с энтузиазмом поведал нам о перспективах лечения болезни Паркинсона, но ухитрился намекнуть, что препарат был открыт совершенно случайно. Затем слово взял Джерри, чтобы рассказать о деталях сделки. Последним со своими цифрами и диаграммами выступил Дэниел.

Приведенные Дэниелом данные говорили о том, что примерно через семь лет «БП-56» будет приносить баснословные прибыли. Лайза много раз мне говорила, что биотехнологии — долгоиграющий бизнес.

— И как же вы намерены включить «Бостонские пептиды» в свои структуры? — поинтересовался Рави.

— С этим не будет никаких сложностей, — ответил Эневер. — Мы просто покупаем лекарство. Открытие многих препаратов происходит более или менее случайно, и тем, кто их открыл, для выхода на рынок требуется профессиональное руководство.

Услышав его слова, я напрягся. Все это мне крайне не нравилось.

— Хотя «Бостонские пептиды» и располагают весьма перспективным средством против болезни Паркинсона, у них нет ни финансов, ни инфраструктуры, ни, честно говоря, даже управленческих возможностей, чтобы до конца использовать потенциал нового лекарства.

В этот момент мои коллеги тоже напряглись, а Арт бросил на меня тревожный взгляд.

Я знал, что следует молчать, но удержаться все же не смог.

— Управленческих возможностей? — невинным тоном переспросил я, заметив краем глаза, что взгляд Арта из тревожного превратился в яростный.

— Да. В мире очень мало ученых, способных довести открытое ими лекарство до рынка. По счастью, у нас в «Био один» найдутся люди, которые смогут это сделать.

Видимо, Эневер имеет в виду себя, подумал я.

— «Бостонские пептиды» придерживаются иных, нежели мы, стандартов, — продолжал профессор. — Там нет строгой дисциплины, сотрудники разболтанны.

— Следовательно, вы намерены произвести и кадровые изменения?

— Вне всякого сомнения. Нам придется освободить некоторых исследователей. Они сыграли свою роль и теперь должны уступить место другим.

Сыграли свою роль! Лайза и ее коллеги посвятили значительную часть жизни созданию «БП-56», и вот теперь Эневер хочет выбросить их на улицу до того, как они смогут воспользоваться плодами своего труда. Этот человек мне крайне не нравился.

Арт задал какой-то вопрос о синергизме или парадигме, и я едва не задымился от ярости.

Несмотря на пятницу, Лайза опять вернулась из лаборатории в десятом часу. Выглядела она совершенно разбитой и, включив на ходу телевизор, сообщила, что ужинать не будет.

Я на скорую руку приготовил себе омлет и уселся в кухне.

Когда она вошла, я уже почти заканчивал есть.

— Привет, — сказал я. — Может быть, ты все же передумаешь и перекусишь что-нибудь?

Оставив мои слова без внимания, жена сунула в тостер овсяную лепешку.

— Ты завтра работаешь? — спросил я, не оставляя попыток завязать беседу.

— Да, — вздохнула она. — И в воскресенье тоже. У меня нет выбора. Дел невпроворот.

Меня все это очень тревожило. Нельзя так перегружаться. Но, возможно, работа помогала ей пережить потерю отца. Выглядела моя супруга просто ужасно. На ее лице можно было увидеть усталость и какое-то холодное отчаяние.

— Как ты себя чувствуешь?

— Чувствую я себя, Саймон, просто отвратно. Папа умер, я устала, у меня раскалывается голова, и мне жуть как хочется стать кем-нибудь другим и оказаться в другом месте.

Я заткнулся, прикончил омлет и скрылся от гнетущей тишины в гостиную, к жизнерадостной болтовне телевизора.

Едва я успел угнездиться на диване, как из кухни донеслось:

— Проклятие! — И после паузы: — Что за говно этот наш тостер!

Я бросился в кухню и увидел склонившуюся над тостером Лайзу. Электроприбор валялся на кухонной стойке у стены, и из него валил черный дым.

— Это не тостер, а кусок дерьма! — продолжала Лайза, дрожа от ярости. — Я сожгла проклятый блин!

Я выдернул вилку из розетки и осмотрел несчастный кухонный аппарат. Лепешка, как и следовало ожидать, застряла. При помощи ножа мне удалось освободить ее из заключения. Пружина сработала как надо, обуглившаяся лепешка вылетела из тостера и, вращаясь словно волчок, свалилась на пол. Я повернулся к Лайзе и с изумлением увидел, что ее лицо густо покраснело, а по щекам льются слезы.

— Прости, Саймон, — прошептала она.

Я обнял жену за плечи, а она, уткнувшись лицом мне в плечо, зарыдала. Я крепче прижал ее к себе.

— Это все из-за глупого тостера, — сквозь слезы произнесла Лайза.

— Пустяки. Успокойся.

— Мне нужна салфетка, — отстранившись от меня, сказала она, взяла бумажную салфетку и высморкалась. — Со мной уже все в порядке.

— Ты уверена?

— Да. Глупый тостер, — повторила она, выдавив жалкую полуулыбку.