Мормоны выстроили
церковь рядом с театром, разбили
пару клумб, многие теперь договариваются
встретиться именно там;
веселые, улыбчивые мормоны в строгих
костюмах, бледные после кровавых сумасшедших
уик-эндов.
В новых церквях явно что – то делают с кислородом —
их прихожане собираются поутру, вынимают
все эти шаманские штуки, окровавленные пружины,
хромированные крюки, на которые
вешают жертвенные радиоприемники,
и пишут кровью на стенах —
того, кто дошел до этого места, уже не остановит наш голос,
того, кто прочел эти надписи, уже не спасет ни одно учение,
идя по кровавому следу своей любви, помни
о ядовитых змеях, что лежат на дне пакетов с биомолоком.
Когда я стану мормоном,
я буду стоять с друзьями на солнечной стороне улицы,
смеяться и разговаривать о погоде:
я каждое утро вычищаю из – под ногтей кровь,
потому что я каждую ночь раздираю грудь,
стараясь вырвать все лишние сердца,
что каждую ночь вырастают во мне,
как земляные грибы.
Минздрав
В окно больницы были видны яблони.
В это лето они так прогибались под тяжелыми
дождями, что в нижних ветках запутывалась
трава.
По утрам двор был пуст.
Знаете, летом есть несколько таких дней,
нет, не то чтобы самых длинных, скорее – размытых.
Еще пара дней – и все, конечно, проходит,
а потом и, вообще, начинается осень.
Но в те дни, часов в семь
в светлом небе видны были звезды,
что тускнели и гасли.
Женщины напоминали чеченских снайперш —
как у чеченских снайперш у них
были исколотые анестетиками вены
и злые глаза.
А мужчины напоминали просветителей Кирилла и
Мефодия – как и просветители Кирилл и
Мефодий, они были в длинных халатах,
а в руках держали свои истории болезни,
похожие на первые переводные Евангелия.
Утром, когда они выходили в сад и
курили, звезды постепенно исчезали
и шелестела трава.
Блаженно имя господне, – говорил
Кирилл. – Блаженны руки его,
из которых получаем мы хлеб ежедневный.
Сестра-сучара, – переводил Мефодий
кириллицей. – Опять зажилила морфий.
Маляву писать надо, а то все без понта.
И снайперши склонялись к их ногам,
омывая стопы дождевою водой.
Есть непередаваемая стойкость в мужчинах,
что выходят на больничный двор:
всю жизнь работать на свою страну
и, наконец, получить от нее
холодный серый халат —
из рук твоих, родина, смерть хоть горька,
но желанна, как хлеб в войну.
Порой выходили сестры – плакальщицы
и просили самых крепких
вынести очередной труп.
Тогда мужчины шли,
а женщины держали в пальцах
их сигареты,
что тускнели, тускнели
и постепенно
гасли.
с украинского
Родная речь
Андрей Пустогаров
Тарас Бульба – безумец или пророк?