Последняя субтеррина

Многие, да почти все наемники, да и все в городе скептически относились к скудному, по их мнению, вооружению Ворона. Арбалет, три метательных ножа, да еще один большой, скорее похожий на палаш, чем на нож. Единственное оружие, которое всегда брал с собой из мира прежних Ворон — это взрывчатка. В его профессии без этого просто не обойтись. Не каждую дверь откроешь пинком или топором, не каждый заваленный вход откопаешь саперной лопаткой.

Со скептиками Ворон никогда не спорил. Пусть себе ходят, обвешавшись своими железяками. Не долго еще. Он-то не раз видел, какими беспомощными выглядят люди, израсходовавшие боезапас. Ему это не грозит. Даже если опустеет его безразмерный колчан, он не пропадет. В общем-то, и арбалетом Ворон пользовался редко. Вот и сейчас на троих была израсходована всего одна стрела, да и то только потому, что он знал, что подберет ее. Тот, кто выцеливал его из снайперской винтовки даже понять ничего не успел. Он расслабленно крутил свою самодельную цигарку, сидя на остатках моста через железнодорожные пути и повернув голову на звук камушка, скачущего по частично обрушившимся бетонным ступенькам, умер. Ворон очень часто пользовался таким примитивным, но очень действенным отвлекающим маневром, превращая преимущество слуха обычных людей в их недостаток. Что поделать, ну не любит он, когда на него смотрит черный глазок смерти. Он физически ощущает, когда в него кто-то целится. Вот и сегодня, едва выехав из буйных зарослей бывшего пригородного парка, он почувствовал знакомый холодок на виске и немедленно дернул своего жеребца за ухо. Эзоп среагировал мгновенно и рухнул в спасительную высокую траву одновременно со звуком выстрела. Те, кто охотился на Ворона, посчитали, что дело сделано. В результате стрелок, так и не узнав от чего умер, ухнул с моста вниз, едва не угодив в мусорный бак, где, в общем, ему самое место. Тот, кто должен был, в случае чего, добить жертву засады успел посмотреть в глаза своей смерти. Он шел вдоль прохудившихся цистерн и сгнивших остовов товарных вагонов, положив свою винтовку на плечо. Поразительная беспечность! Появившийся ниоткуда Ворон, вскинул арбалет и короткая стрела, отразившись в расширившихся от ужаса зрачках, тут же пробила его грудную клетку, не позволив вырваться из нее даже предсмертному хрипу. С третьим все было еще проще. Он хоть и почуял неладное, но остатки его боевой смекалки к тому времени покинули черепную коробку и прочно обосновались внизу мочевого пузыря. Можно сказать, он сам себя приговорил заранее. Опять финт с камушками, давно переставший забавлять Ворона, и закономерный результат.

Именно из-за такой манеры ведения боя о нем и стали ходить легенды. Мол, Ворон там порезал двоих, не нарушая тишину подземелья, там завалил пятерых без единого выстрела. Ха! Выстрелом они считают все то, от чего поднимаются в высь птицы со всех деревьев в округе. Пусть так.

Ворон встал, закинул мешок на плечо и свистнул. Не успел он сделать и трех шагов, как на площадь перед станцией выскочил Эзоп. Вот хитрец! С тех пор как Ворон оставил лежать его в поле у железнодорожной ветки, жеребец следил за ходом событий, прячась в кустах в ближайшем переулке. Молодец! И ведь никто не учил его этому!

Наемник взял Эзопа подузцы, подвел к ступенькам перед кассами и принялся привязывать к седлу мешок. Эзоп втянул ноздрями воздух, дернулся и заржал. Ворон закрыл глаза и сосредоточился. Нет, в радиусе трехсот метров ни одной живой души.

Ну что ты, такой большой, а крыс боишься? Или тебя вдруг покойники стали беспокоить, а? Он заглянул Эзопу в глаза и потрепал его по холке.

Раньше я за тобой такого не замечал.

Жеребец словно угадав его мысли, стыдливо потупился и принялся переступать с ноги на ногу.

Когда на горизонте показались почерневшие высотки, расположенные на окраине города, солнце уже висело над самой головой и нещадно жарило и ездока и лошадь. Скорее бы уже добраться до центра и скинуть бронежилет и разгрузку.

Ворон рукавом вытер пот со лба, подумал и снял бандану. Рискованно конечно, но терпеть нет уже никаких сил.

Слабый ветерок ворошил пепельную шевелюру, освобожденную из суконного плена. Так немного легче, но и опаснее. Из-за такой демаскирующей шевелюры Ворону постоянно приходилось что-нибудь одевать на голову. Летом бандану, зимой вязанную шапочку. Он даже одно время хотел постричься на голо, но, подумав, не стал. Во-первых, что лысиной сверкать, что белой шапкой волос, а во-вторых, именно из-за волос цвета вороного крыла его и назвали «Белым вороном». Причем назвали не друзья, а недруги — черные наемники. Пусть боятся! Что боятся, Ворон понял, войдя как-то в бар на окраине Хогевена, в котором обычно и собирались эти любители легкой наживы. Когда он подошел к стойке и показал бармену на бутылку свекольного, сложив при этом вместе три пальца, вокруг него сразу образовалось пустое место, а бармен с перепугу налил ему чарку не на три пальца, а на все пять.

Откуда у Ворона такой цвет волос он не помнил, как не помнил, и как его раньше звали. Ничего еще вспомнит!