Последняя тайна Египта

Норма обратила внимание, что невольно втягивает голову в плечи и сутулится, чтобы не выпячивать грудь. Это ее разозлило, и она села подчеркнуто прямо, держа перед собой блюдце и крохотную чашку, полную восхитительно ароматного и густого кофе. Для арабских мужчин она с ее выпуклыми формами и осветленными волосами была все равно что свежая выпечка, выставленная на всеобщее обозрение в голодном крае. Ее серые узкие глаза всегда казались смеющимися, а милая родинка на щеке придавала ей отдаленное сходство с портретом какой-нибудь средневековой леди в белом парике.

Сабрина была ее полной противоположностью: черноволосая, большеглазая, пышногрудая, от природы смуглая. Если продолжать аналогию с портретной живописью, то она могла бы позировать художнику в качестве уроженки Сицилии или Сардинии. По этой причине в Египте она пользовалась не таким бешеным успехом, как ее спутница. Это царапало самолюбие Сабрины, но ей хватало ума, чтобы не завидовать. Не собиралась же она заводить романы с местными ловеласами, в самом-то деле!

Женщины познакомились всего несколько дней назад. Это произошло здесь, в Каире. Руководитель экспедиции был вынужден срочно вылететь в Прагу, где потребовалось его присутствие на научном симпозиуме, посвященном новым методикам исследования египетских пирамид. Его обязанности временно исполняла Сабрина, которой было поручено встречать и размещать остальных участников экспедиции. Норма Байкер, несмотря на внешность легкомысленной блондинки, являлась представительницей достаточно серьезной и опасной профессии. Она прошла отбор как специалист по дайвингу, хотя, по правде говоря, никак не могла взять в толк, какое отношение подводное плавание имеет к египетским пирамидам, возведенным среди песков. Сабрина до сих пор ни разу не ответила на ее расспросы прямо. Насколько поняла Норма, цели и задачи предстоящей экспедиции хранились в секрете. Это ей нравилось. Она принадлежала к той породе людей, которых привлекает все таинственное и мистическое. Имелись у нее и иные предпочтения, о которых она не считала нужным распространяться.

— Жаль, что здесь не подают вина, — сказала она, усмехаясь. — Я бы тебя подпоила и выведала твои секреты.

— Скоро все узнаешь, — пообещала Сабрина. — И поверь, это будет самое удивительное приключение в твоей жизни.

— Посмотрим, — сказала Норма. — Я видела затонувшие корабли и города, проплыла почти тысячу миль вместе с китами и кормила с руки гигантскую белую акулу. Буду счастлива, если вам удастся удивить меня.

— Можешь не сомневаться. Мы на пороге величайшего археологического открытия двадцать первого века. Дверь уже приоткрыта. Осталось лишь толкнуть ее и войти внутрь.

— Умеешь ты заинтриговать! Я просто сгораю от нетерпения. Меня всегда влекло неизведанное. Знаешь, я чувствую себя Алисой, заглядывающей в кроличью нору.

— Прекрасное сравнение! — обрадовалась Сабрина.

Норма лаконично описала то чувство, которое она испытывала… испытывала во время каждой новой экспедиции.

О раскопках древнеегипетских гробниц пишут либо псевдонаучную чепуху, либо скучнейшие отчеты, полные деталей, способных заинтересовать только археологов. Для Сабрины Солано это занятие было полно романтики и магии. Даже теперь, по прошествии почти двадцати лет, отданных профессии египтолога, она воспринимала каждое открытие как чудо.

Родители, да и все знакомые, отговаривали Сабрину, когда, окончив обучение на историка, она решила отправиться в Египет для участия в своих первых раскопках. Она поступила по-своему. Научилась переносить жару, физически окрепла, набралась опыта. Ее познания ширились, она все лучше и лучше разбиралась в таких специфических отраслях, как папирология[1] и коптология[2]. Неизменным оставалось только одно: причудливая смесь благоговения, любопытства и восхищения, которые испытывала Сабрина, занимаясь своим любимым делом.

Тот, кто ни разу не бродил в одиночестве по темным коридорам под пирамидой, вряд ли сумеет представить, как ощущаются там время, история, да и сама жизнь. Сабрина никогда не признавалась в этом посторонним, но она была уверена, что каждая пирамида обладает своей душой — в ней обитает дух фараона, который ее возвел. Ты ползешь на тридцатиметровой глубине по узкому ходу, подсвечивая себе фонариком, видишь, как свет вспыхивает искрами, отражаясь от крохотных кристаллов в слоистых стенах, а впереди стоит стена сплошного мрака, и где-то там, на отдалении, некто пробуждается от вечного сна и начинает прислушиваться, — и тогда по коже твоей бегут мурашки. Такие моменты незабываемы. И, однажды испытав присутствие древнего духа, ты уже не задаешься вопросами о том, существует ли перерождение душ и продолжается ли наше существование после смерти.

— Нас действительно ожидает нечто вроде кроличьей норы, — произнесла Сабрина мечтательно. — Только очень большой и длинной.

— И куда она ведет? — спросила Норма, подавшись к спутнице.

Она говорила шепотом, но Сабрина предостерегающе приложила палец к губам:

— Тсс! Всему свое время… и место.