Последняя тайна Египта

Если удастся преодолеть тошноту, то голодная смерть мне не грозит. Угроза жажды тоже отступает. Если вода на полу соленая и, скорее всего, морская, то испарений на стенах достаточно, чтобы я мог довольствоваться этими каплями, слизывая их прямо с камней.

Откуда здесь берется вода? Неужели тоннель ведет к морю? К Средиземному или к Красному? Если Бог будет по-прежнему милостив ко мне, то скоро я это узнаю.

Чтобы узнать это, нужно было идти все дальше и дальше сквозь мрак, освещая себе путь лампой, заправленной в последний раз. Что будет, если масло сгорит раньше, чем тоннель закончится? Мысль об этом была ужасна. Смерть шла по пятам, и ее холодное дыхание ощущалось на моем затылке. То и дело приходилось озираться, ожидая увидеть костлявую руку, готовую опуститься на плечо.

Но она все же опустилась…

Прикосновение заставило Петрова встрепенуться. Дико оглядевшись, он понял, что задремал с тетрадью в руках. До выезда осталось полчаса.

В дверь постучали. Петров понял, что стук раздался не в первый раз. Он-то и разбудил его. Это была Сабрина, явившаяся, как и было договорено.

— Половина пятого, Серджио, — произнесла она извиняющимся тоном. — Пора. Доброе утро.

— Воистину доброе! — воскликнул он, делая энергичные движения, чтобы размять онемевшие мышцы. — Этот день войдет в историю двадцать первого века! Спускайся в холл и закажи нам кофе. Я присоединюсь к тебе через несколько минут.

Перед уходом Петров еще раз взглянул на примитивную карту, нарисованную М. уже после выхода на поверхность. Выглядело так, будто 100-мильный тоннель от Красного моря до Гизы шел по идеальной прямой и вычислить нужную точку на побережье не составит труда. Но это была иллюзия. Герберт М. провел лишь условную и весьма приблизительную линию. Разбег ее отклонения мог составлять несколько миль. Не будь в дневнике некоторых подробностей, поиски были бы многократно осложнены. Но Петрову и здесь повезло. До того как М. был схвачен повстанцами и казнен, он успел описать место, в котором выбрался наружу.

Тогда там размещался заброшенный лагерь старателей. Рядом росли две акации и торчала из песка небольшая скала. Укрываясь в ее тени от солнца, англичанин обнаружил на ней изображения животных, сделанные первобытным художником. Неподалеку находился столь же древний могильник из камней, обозначенный двумя кругами, внешним и внутренним. Внешняя окружность была образована вертикально поставленными камнями, так что, благодаря этому обстоятельству, их не занесло песками, как и скалу по соседству. Дополнительной приметой мог служить каменный колодец, особо отмеченный М. и даже зарисованный им на последней странице.

«Одно плохо, — подумал Петров, расчесываясь перед зеркалом. — В дневнике ничего не сказано о том, как именно автор выбрался на поверхность».

Он не впервые досадовал по этому поводу, но понимал, что от человека, выдержавшего подобные испытания, невозможно было требовать точных деталей. Наверняка М. был обессилен жаждой, голодом и долгим походом. Скорее всего, он намеревался запечатлеть воспоминания на бумаге позже, однако судьба распорядилась иначе.

Под изображением колодца было написано всего три строчки, сделанные слабой, нетвердой рукой. Карандашные буквы разбегались по странице, очень бледные и едва разборчивые.

Вот они:

Воды ни капли. Бред.

Я спасен! Люди на горизонте.

Я ошибся. Мне конец.

Какие выводы можно было сделать из вышесказанного? Первое: зарисованный колодец был пуст. Второе: появившиеся люди были повстанцами. По подсчетам Петрова, Герберт М. проблуждал в подземелье достаточно долго, но вряд ли выбрался оттуда после 4 апреля 1919 года, когда английские войска подавили последние очаги сопротивления восставших. Даже если и так, то на него могли наткнуться беглые партизаны, искавшие спасения в пустыне.

Отпечатки кровавых пальцев на обложке и страницах подтверждали догадку. То ли М. был ранен, то ли его похитителям или убийцам вздумалось перелистывать его дневник, но факт оставался фактом: записи обрывались слишком резко и драматично, чтобы предполагать какой-то счастливый исход.