Последняя тайна храма

Она взглянула на Халифу. Лицо ее, освещенное мягкими лучами лампы, было мертвенно-бледным; из ноздрей торчали две пластиковые трубки, словно черви, вылезающие из черепа. Она отвернулась и заплакала. Затем старуха попыталась вырвать капельницу, подсоединенную к руке, но медсестра, стоявшая начеку возле кровати, быстро остановила это движение и мягко положила ее руку под одеяло. Наступила долгая тишина, в которой отчетливо были слышны только прерывистое, неровное дыхание больной и ритмичное жужжание поливальной машины за окном.

– Дитер, – чуть слышно, почти шепотом, произнесла она, не оборачиваясь.

– Что вы сказали, простите?

– Так звали Пита на самом деле. Дитер. Дитер Хот.

До следователя не сразу дошло значение произнесенных слов. Как только он понял, слабая улыбка выступила у него на губах, жестокий упрек в собственной глупости. «Хот», а не «Тот», как он был уверен, сказала умирающая Ханна Шлегель Джемалю. Значит, он потратил столько времени совершенно впустую, и дело не имело ничего общего с древнеегипетским богом, как он воображал. Халифа был потрясен, почти обессилен. Сколько еще он совершил ошибок в этом проклятом расследовании, сколько раз пускался по ложным путям?

– Он был… нацистом? – спросил Халифа.

Она слабо кивнула.

– Все мы были. И гордились этим. Служить родине и фюреру. Сейчас никто не может понять, но он был хорошим человеком. Великим человеком. Он бы сделал мир лучше.

Инга повернула к инспектору голову, по-прежнему глядя такими беспомощными, умоляющими глазами. Правда, теперь он заметил в них еще кое-что: жесткость, злость, не увязывавшиеся с ее хрупким немощным телом. Он сжал зубы, испытывая больше омерзения к этой бессердечной душе, чем к липкому прикосновению ее пальцев.

– А Ханну Шлегель он убил? – спросил он. – Пит Янсен – Дитер Хот?

Она снова едва заметно кивнула.

– Она знала, кто он такой. Нашла его. Паразиты. Они не перестают нас выслеживать.

Она сморщила рот и закатила глаза к потолку. Тело ее периодически дергалось, словно по нему пускали крошечные разряды электрического тока. В повисшей тишине тиканье настенных часов звучало непривычно громко и резко. Пролежав некоторое время молча, она начала рассказывать, запинаясь и с трудом выдавливая слова, о своей жизни. Их имена с супругом также были вымышленными, призналась она. В действительности ее звали Эльза Фаух, а мужа – Вольфганг Фаух. При Гитлере они были надзирателями в концлагере Равенсбрюк и близко дружили с Дитером Хотом. Она рассказала и о нем, о его работе в СС. Халифа слушал внимательно, не перебивая и не торопя, лишь изредка, когда она начинала сбиваться, вставлял направляющие вопросы. Постепенно все несвязные факты, которые инспектору удалось вытащить на свет за две недели, начали складываться в единую картину.

– Мы вместе бежали, – пробормотала Инга, устремив взгляд в потолок. – В конце войны, в апреле сорок пятого. Я, Вольфганг, Дитер и еще один человек, Юлиус Шехтманн. Юлиус скрылся в Южной Америке, а мы осели в Египте. У Дитера здесь были связи, в общем, он знал людей, которые могли помочь.

Еще один фрагмент добавился в выстраивавшуюся в голове Халифы мозаику.

– Фарук аль-Хаким? – спросил он.

Она кивнула.

– Дитер знал его семью. Фарук был тогда молодой парень, простой клерк. Но смышленый и амбициозный. У нас были деньги, золотые слитки, которые мы захватили с собой. Мы заплатили Фаруку, и он помог нам скрыться. Позднее вслед за нами приехали другие, и Фарук им тоже помог. Мы каждый год ему платили вперед, а он все держал под контролем, чтобы ничего не заподозрили. Ему это тоже было выгодно.

Халифа вспомнил встречу с Мафузом. «Аль-Хаким запретил трогать Янсена. Сказал, что это еще больше обозлит евреев». Теперь Халифе все стало ясно. Арест Янсена вывел бы на чистую воду и самого чиновника, лишил бы его надежного и стабильного источника дохода, а кроме того, подорвал бы репутацию Египта, добавив его в черный список стран, покрывающих убийц и военных преступников. Теперь понятно, почему аль-Хаким так торопил с закрытием дела Шлегель: надо было обязательно посадить кого-то вместо Янсена, пускай даже и совершенно непричастного к убийству человека.

– Мы хорошо жили, – продолжала женщина. – Открыли лавку, завели новых друзей. Общались узкой компанией. Все умерли. Я, Вольфганг, Дитер – мы последние остались. А теперь вот одна я.

Она вздохнула и задвигалась под простынями, не выпуская руку Халифы.

– Конечно, мы были начеку. Особенно после того, что случилось с Юлиусом. Они повесили его, грязные свиньи. Однако мы в принципе неплохо справлялись, наладили дела. Надеялись, что доживем в мире и спокойствии.

– Пока не появилась Ханна Шлегель, – тихо сказал Халифа.

Мерзкая гримаса исказила лицо старухи. Оскалив зубы, она показалась инспектору похожей больше на рычащего пса или волка, чем на человека.