Последняя тайна храма

Постояв на одном месте и удостоверившись, что полицейский ушел, старушка побрела в гостиную, находившуюся в конце холла. Около двери, выпрямившись и сложив руки, как на военном параде, стоял низкий мужчина с тоненькими усиками и ссохшимся лицом. Шаркая по полу, женщина подошла к нему и припала к его груди.

– Все хорошо, милая, все будет хорошо, – сказал он мягко по-немецки и обнял ее. – Ты все отлично сделала. Не волнуйся, все будет хорошо.

Она затряслась, как испуганный ребенок.

– Они все знают, – сказала она, плача.

– Да, – согласился он, – похоже, что все.

Он гладил ее по пульсирующей шее и спине; затем, когда она немного успокоилась, поднял упавшую налицо прядь и стянул заколкой.

– Мы же знали, что рано или поздно они придут, – сказал он спокойно. – Глупо было рассчитывать, что этого никогда не произойдет. Мы славно пожили, ведь так, дорогая?

Она слабо кивнула.

– Конечно, так, моя девочка, моя прелестная Инга.

Он достал платок из кармана и промокнул ей глаза и щеки.

– Ну а теперь ты можешь приодеться, пока я все подготовлю. Нечего терять время, правильно? Они же могут нагрянуть в любой момент.

Тулуза, Франция

Антикварная лавка Жана Мишеля Дюпона располагалась на узкой извилистой улице в самом центре Тулузы, неподалеку от огромного кирпичного собора Святого Сернина, чья стройная колокольня вздымалась над черепичными крышами, как маяк посреди бушующих оранжевых волн.

Лайла прибыла в Тулузу вовремя и в полвторого стояла у входа в лавку. Над дверью магазинчика висела потускневшая надпись: «Le petite maison des curiosites»[69], а в витринах диковины были выставлены на обозрение прохожих.

Не задерживая внимания на внешнем убранстве лавки месье Дюпона, Лайла открыла дверь и под громкий звон колокольчика, оповестившего владельца о приходе клиента, вошла внутрь.

Застоявшийся воздух внутри лавки пропитался лаком и дымом сигар. Лайлу поразило хаотичное нагромождение всевозможных предметов: мебели, книг, картин, посуды, фарфоровых и медных украшений. Но подавляющая часть товаров в лавке Дюпона относилась к военной амуниции. Манекены, наряженные в парчовую солдатскую форму; кепи и каски на полках; у стены громоздкий шкаф, набитый штыками и пистолетами.

– Vous desirez quelque chose?[70]

Из глубины лавки показался грузный мужчина в бриджах и традиционной бретонской блузе. Его волосы доходили до плеч, лицо украшала эспаньолка, а на шее болталась золотая цепочка, удерживавшая очки с полукруглыми линзами. В пожелтевших от никотина пальцах правой руки мужчина держал сигариллу. Своей надутой физиономией и тяжелыми челюстями он напомнил Лайле бульдога.

– Месье Дюпон?

– Oui[71].

Лайла представилась, заговорив по-французски. Дюпон кивнул и, вложив сигару в рот, указал на узкую лестницу. Поднявшись на второй этаж, он просунул голову за штору и перекинулся с кем-то парой слов, «Моя мать присмотрит за лавкой, пока мы будем наверху», – объяснил он, обернувшись к Лайле, и продолжил взбираться по лестнице. Открыв тяжелую деревянную дверь, Дюпон впустил свою посетительницу в кабинет, занимавший весь третий этаж. Две стены были заставлены книжными полками, вдоль третьей стоял большой прилавок, на котором были разбросаны различные компьютерные детали: жесткие диски, мониторы, клавиатуры, стопки дискет и компакт-дисков. Напротив нее, у дальней стенки, стоял шкаф со стеклянными дверцами, такой же, как и внизу, в магазине.

Дюпон предложил гостье кофе. Лайла согласилась, и он пошел к прилавку, где на углу стояла электрическая кофеварка. Окинув взглядом кабинет, Лайла стала рассматривать содержимое книжных полок – в основном это были справочники и монографии по истории Третьего рейха, – а затем перешла в другую часть комнаты, к комоду. Военная амуниция, которой был набит комод, поначалу не вызвала особого интереса у Лайлы, и только приглядевшись, она, вздрогнув, поняла, что за пыльными стеклами шкафов Дюпон хранил не просто военные, а именно нацистские принадлежности. Коллекция была подобрана очень тщательно, со знанием дела. Тут были и разнообразные медали, и ружейные штыки, и трофейные фотографии, и железные кресты с красными, черными и белыми ленточками, и даже такой исключительный раритет, как наградные кортики СС с особой символикой – парой выгравированных на рукояти молний и словами «Mein ehre heisst true» на лезвии.

– «Честь моя зовется верность» – девиз СС, – пояснил Дюпон, подавая ей чашку горячего кофе.

– Вы все это продаете? – спросила Лайла.

– Нет, что вы – во Франции торговать такими вещами запрещено. Так, своего рода хобби. Не одобряете?

Она пожала плечами.

– Ну, честно говоря, я бы не стала держать такие предметы у себя дома. Вызывает слишком уж мрачные ассоциации.

Дюпон улыбнулся: