Последняя тайна Патриарха

После скорого суда Авиафар, еще вчера облеченный властью правителя Израиля, был изгнан из пределов страны, и никто не имел права дать ему пристанища. Наваждение покинуло его, покинули и силы… Бывший первосвященник не смог внятно объяснить своего поведения – лежал бессловесной тряпкой у ступеней трона и даже не молил о пощаде.

Лишенный пышных одеяний, в жалком рубище пришел он, шатаясь и стеная, к ущелью, где жители Иерусалима жгли отбросы – «Геенной огненной» прозвали то смрадное отвратительное место. «Приди к Геенне» – билось в мозгу… Там открылась ему щель среди скал, и решил Авиафар спрятаться в недрах земных, чтобы не стать добычей диких зверей – они пока страшили больше голода. Ибо страшным было наказание, назначенное предателю, – лучше бы побили камнями.

Далеко вглубь уводил неведомый лаз. Полз несчастный из последних сил, а вослед ему доносился вой волков… Полз, пока не попал в необъятную пещеру: стены и своды ее терялись во тьме, а у огромного очага сидело в кресле странное существо, закутанное в черный плащ. Лишь из-под капюшона блеснули красными искрами налитые кровью глаза – словно угли, тлеющие в золе…

– Ты не выполнил моего приказа, раб… – прошелестел знакомый гнусавый голос. – Но отныне ты останешься со мной и будешь служить мне! Нарекаю тебя Серым Мастером, дабы помнил ты, как пришел сюда презираемым изгнанником в сером рубище, и кто – единственный! – не отверг тебя. Я верну тебе молодость, открою тайны, дам могущество, о котором ты и мечтать не смел. Но рано или поздно ты должен добыть для меня перстень с Сапфиром!

И склонился обессиленный Авиафар, и прежняя жизнь померкла в памяти его, и забыл он земное имя свое…

А чудесный перстень подарил царь возлюбленной своей, чистой сердцем Суламите. Не открыл он ей тайны, и след сокровища затерялся на многие годы среди людей подобно капле драгоценной влаги в море песка…

Глава 17 Тучи сгущаются

В автобусе об эту пору никого не было, за исключением вечной неистребимой бабки с тележкой, закутанной в сто одежек. Настроение, и без того грустное после прощания с Хранительницей гор, забилось куда-то под плинтус. Когда замелькали улицы Барнаула, ребята совсем пали духом. Перстень уныло посверкивал, словно понимал, что не до него теперь. Как? Как сказать жене, что муж, прошедший столько нешуточных испытаний, погиб так нелепо? Да что вообще – погиб!

Бабка словоохотливо объяснила, где выходить, попутно рассказав о своих сложных отношениях с зятем (алкаш проклятый!), снохой (досталась же сыну эта «прости господи», управы никакой нет!), и что «хорошо – муж, Царствие Небесное, не дожил до ентого безобразия!»

Попутно же выяснилось, что самой «бабке» – всего 48 лет.

«Как моей маме. Только ей больше 35-ти не дашь… А метаморфозы-то продолжаются!» – подумала Настя уже без всякого удивления. Агрессивная моложавость матери никогда не вызывала у нее восхищения. Дочь слишком хорошо знала, как и для чего эту «сияющую красоту» наводили…

Подошли к дому. Монахи решили кротко остаться внизу, у подъезда – присутствовать им, бедным, духу не хватило…

Позвонили в дверь. Анна – приветливая, улыбчивая, открыла и уже было кинулась обратно в кухню – стряпать что-то вкусное, гостей потчевать. Но что-то в лицах друзей остановило ее.

– А… где Петро? С машиной возится? – тревога в голосе молила: «Нет! Только не это! Ну, скажите, что все хорошо!»