Последняя точка<br />(Удивительные свидетельства монахов и иных лиц, живыми проходивших мытарства)

Где-то неподалеку скрипуче прокаркала ворона. Внезапно налетевший ветер растревожил дремавшие доселе деревья, и с листьев посыпались холодные капли. Они, не задерживаясь, пролетали сквозь меня и не причиняли мне ни малейшего неудобства. Мы не спеша шли между вековых деревьев. Раньше я думал, что нет ничего тоньше тумана, но вот сейчас я могу пройти сквозь его пелену, даже не прикоснувшись к нему. Воистину все относительно. Наконец, я решил спросить:

— Что за испытание меня ждет?

— Скоро ты все узнаешь.

— Это опасно?

После некоторой паузы она ответила:

— Это необходимо.

Через какое-то время я опять спросил:

— Мне будет страшно?

— Да. Но помни, что еще ничего окончательно не решено. Ты должен принять этот дар таким, какой он есть.

Я погрузился в размышления. Что же это за дар такой, если это и опасно, и страшно?! Мне совсем не нужен такой дар. Я никого не просил об этом!

— Скоро ты все поймешь, — услышал я ее мысли.

Мы шли молча, а потом я спросил:

— Ты знаешь о нашей жизни?

— Да, я знаю о вас с мамой. И знаю, что ты не молишься о своих родных.

Мне стало неловко. Я действительно надолго забывал молиться о своих усопших родственниках. А в последнее время со всеми этими учебными завалами вообще забыл о молитве. Еще вчера я рассмеялся бы в лицо человеку, который бы сказал мне, что в этом меня обличит мертвый родственник.

Через некоторое время за полосой деревьев показались темные и величественные очертания собора. Вдруг я заметил, как из тумана медленно выплыло несколько человеческих фигур. Это были две женщины и две девочки. Женщины стояли у могилы и молча смотрели вниз. Они были совершенно неподвижны, так что их вполне можно было перепутать со статуями из фамильного склепа. Чего нельзя сказать о девочках. Одной из них было около десяти, а другой около года. Было видно, что старшая взяла на себя ответственность по удовлетворению интереса младшей и ходила с ней повсюду, а взрослые отдавали дань памяти почившим. Она держала младенца за руки, пока та делала неуверенные шажки по грубой брусчатке. Мы проходили как раз рядом с ними, когда маленькая девочка вдруг остановилась и, запрокинув свою головку, уставилась на меня. Можно было подумать, что она смотрит на что-то позади меня, но она смотрела мне прямо в глаза. Я остановился. Чтобы удостовериться в своей догадке, я переместился на несколько шагов назад, внимательно наблюдая за ребенком. Взгляд больших детских глаз не отрываясь проследил за мной.

Прежде чем я успел спросить: как это возможно, я услышал внутри себя ответ моей бабушки:

— Это чистые души. Иногда они видят то, чего не дано увидеть другим.

Ребеночек попытался что-то сказать и протянул ко мне свои маленькие ручонки, с трудом держась на слабеньких ножках. Ее сестра присела рядом с ней на корточки и посмотрела в мою сторону:

— Что ты там увидела? Птичку? Где птичка, покажи?

Маленький ангелочек все еще пытался что-то мне сказать и смотрел на меня своими лучезарными глазками. Я уже хотел было приблизиться к ней, прикоснуться к ее протянутым ко мне белоснежным рукам, но вдруг услышал: «Нам пора!» Она сказала это без слов. Я просто понял, что нам пора. И мы двинулись дальше.

Собор был XIX века. Он был изящен и стилен. В глаза сразу бросилось несколько трехсторонних апсид и витиеватый декор фронтонов собора. Гофрированное обрамление барабанов и очень красивая, хотя невысокая, колокольня, громко вещали не только о незаурядном мастерстве, но и изысканном вкусе архитектора. Мы, не останавливаясь, приблизились к паперти. Вдруг в стороне от собора я заметил движение. Вначале это было что-то бесформенное, но затем оно оформилось в худую, высокую фигуру, в которой чувствовалось что-то животное и дикое. Различить черты человека в нем едва ли было возможно. Оно стояло на кривых звероподобных ногах и имело безобразные клешни. Перекошенное до безобразия подобие лица напоминало уродливое отражение в разбитом зеркале.

Меня охватил ужас. Было видно, что отвратительная сущность меня приметила и издала шипящий клокочущий звук, который я бы рискнул принять за смех.

— Это оно? — спросил я, не отрывая взгляда от этой трясущейся худощавой твари.

— Не останавливайся.

Заметив, что бабушка перекрестилась, я последовал ее примеру. Мы вошли в собор. Он был пустой, но я чувствовал, что в нем была жизнь. Иконы излучали тихий свет и смотрели на меня, словно живые. Электроприборы были погашены, но в соборе было светло. Какие-то тихие голоса напевали такую мелодию, что хотелось взлететь и устремиться вслед за этими небесными звуками. Я не различал слов, но понимал, что это хвалебная песнь Богу. Казалось, молитвы, веками звучавшие под этим куполом и изливавшиеся из любящих и благодарных сердец, до сих пор обитали здесь. Переплетаясь, они образовывали гармонию, которую не в состоянии произвести никакое произведение земного искусства или человеческого гения.