Последняя трапеза блудницы

– Я танцевала стриптиз… – выпалила она. – Но… как вы догадались?

– Ясновидение.

– Это была обычная вечеринка. Я потащила мужа в ночной бар… мы там много выпили. Особенно я. Ну и, пьяная, я потеряла контроль над собой, пустилась раздеваться под музыку. Оказалось, Игорь тоже заглянул в бар. Вот… так это и произошло. Постойте! – Ее лицо вдруг исказилось и побледнело. – Вы намекаете, что он…

– Он любил вас, – кивнула Астра. – Ревновал. И тем сильнее ненавидел. Он сгорал от страсти, от желания, а вы были женой его отца. Мачехой. В какой-то момент в его душе произошел надлом, и он решил утолить свою жажду любви, убивая соперников: мужчин, которые так или иначе оказались на его месте. Я имею в виду не только вас, Санди, но и Людмилу с Ингой. Его жертвами должны были стать мужчины, а орудием убийства он выбрал вас, всех трех: пчелу, сильфиду и бабочку. Этим мотивом пронизано всё его творчество: женщина как источник смерти. Домнин вообразил себя Сфинксом: он придумывал загадки и посылал вашим мужчинам. Он оставлял им ничтожный шанс… осознать, почему им предстоит умереть. Он был уверен, что никто не сумеет правильно ответить на его вопросы. Первую загадку он прислал Власу Никонову. Ее содержания мы уже не узнаем, зато я догадалась, каков ответ. Эта загадка о вас, Людмила Романовна.

– Почему мой сын? Разве можно ревновать к сыну?

– Влас был мужчиной, которому вы отдали себя всецело. Вы принадлежали ему, а не Игорю. И он решил наказать вас, приговорить вашего сына к смерти. Чтобы обречь вас на те же страдания, на какие вы обрекли его. Страдания очистят вашу душу, – так он считал, – и вы заслужите возвращение в рай, вернете себе свободу и благодать.

– Ему следовало убить меня…

– Он не мог этого сделать. Он любил вас.

– Мишу он убил… по той же причине? – спросила Теплинская. – Из-за меня?

– Увы, да. Вторая загадка о вас, Инга. Это вы на заре жизни не имели любви, в молодости встретили истинное чувство, но отвергли его… ради ложного. Ваш муж не любил вас, а вы не любили его. Так думал Игорь. Михаил Андреевич изменял вам и должен был поплатиться за это. Любовь – это то, о чем письма умалчивают.

– Он сумасшедший…

– Потому что убивал из-за любви? – воскликнул Маслов. – А вы находите более достойными мотивами страх или деньги? Позвольте не согласиться. То есть… это чудовищно, разумеется… но понять можно.

– Третья загадка, полагаю, обо мне! – с вызовом произнесла Александрина. – Это я хочу обрести то, что уже имею, а в почтенном возрасте буду владеть? И о чем же идет речь? Тоже о любви?

– Именно! – кивнула Астра. – Вы ненавидели Игоря потому, что он отказывался удовлетворить вашу страсть. Вы не могли ему простить равнодушия к вашей красоте, к вашим любовным чарам. Вы жаждали его ласк, его тела и его денег. Вы не подозревали, что все это уже было вашим! Когда он увидел бабочку над вашим лобком, то воспринял это как знамение небес. Ваш образ, по его представлению, воплотил в себе и пчелу, и сильфиду. И то, что вы пытались соблазнить Никонова и вступили в связь с Теплинским, только утвердило художника в этой мысли. Вы олицетворяли для Домнина и девочку, и девушку, которых он любил… и те же мужчины могли отнять вас у него. Я уже не говорю о Мурате. Если бы не вы, возможно, Сфинкс мог бы и не проснуться. Вы разбудили его! Вы побудили его убивать.

Глаза Санди приобрели цвет плавленого золота. Что она слышит? Игорь был влюблен в нее? Из-за нее он стал убийцей? У нее пересохло в горле.

– Но почему же он… не признался, что…

– Сначала не смел из-за отца. Потом следовало убрать с дороги Мурата, который вас не стоил, который пользовался вами. Его смерть послужила бы для вас очищением, и тогда вы бы стали прекрасной, совершенной «лилией долин». Делить вас он ни с кем не желал… даже в мыслях. Вы хотели его денег? Он знал это… и написал завещание в вашу пользу. Вы получите всё. И будете владеть безраздельно его душой и его имуществом.

– Но ведь он… умер…

– А разве это имеет значение? Любовь и смерть идут рука об руку на его полотнах… и не только. Одно другому не помеха.

– Как странно вы рассуждаете. – Санди побледнела. Она вдруг по-настоящему испугалась. – Он не оставит меня в покое. Я чувствую… Я должна была уничтожить ту картину, «Обнаженную Маху»! О господи…

– При чем тут картина? – в один голос спросили Никонова и Теплинская.

– Вы не понимаете. Получается, он вложил в каждый мазок кисти столько себя, своей страсти и своего желания, что… что…

Ей не хватило дыхания, и она замолчала, прижав руки к пылающему лицу.

– А ведь Санди права, – заявил скульптор. – Знаете… женщины, возлюбленные великих художников, которых те писали… почему-то быстро переходили в мир иной. У Гойи тоже была роковая женщина, Каэтана Альба, и она умерла молодой. Саския Рембрандта… подруга Модильяни… Бывает, что портрет как бы сохраняет связь между моделью и живописцем, соединяет их невидимыми нитями…

– Замолчи, Феофан! – взмолилась несравненная вдова. – Мне страшно.

– Я только привожу исторические факты.