Последняя церковь (The Last Church)

Мужчина посмотрел вверх, где за хоругвями виднелся чудесный свод церкви, и Урия несколько успокоился, заметив, что лицо его смягчилось при виде картин, там изображенных.

— Великая фреска Изандулы, — сказал священник. — Божественная работа, не правда ли?

— Она великолепна, — согласился гость, — но божественна? Не думаю.

— Тогда тебе следует рассмотреть ее получше, — ответил Урия и сам посмотрел вверх, вновь, как и всегда, чувствуя, как быстрее бьется сердце при взгляде на сказочную фреску, созданную более тысячи лет назад легендарной Изандулой Вероной. — Позволь ее красоте проникнуть в душу, и ты ощутишь в себе дух божий.

Весь свод покрывала роспись, и каждый ее фрагмент изображал отдельную сцену: обнаженные фигуры, забавляющиеся в волшебном саду; вспыхивающие звезды; битва между золотым рыцарем и серебряным драконом, и бессчетное количество других, столь же фантастических сюжетов.

Ни время, ни скудное освещение не могли испортить фреску: насыщенность оттенков, выразительность композиции, анатомическая точность мускулистых тел, сплетающихся в движении, яркие цвета и запоминающиеся лица героев каждой сцены — все это и поныне вызывало такой же трепет, как и в тот день, когда Изандула отложила кисть и приняла смерть.

— «И тогда весь мир поспешил увидеть явленную фреску», — процитировал Откровение, задержав взгляд на фрагменте, изображающем рыцаря и дракона. — «И все, кто увидел ее, в изумлении лишились дара речи».

— Ты читал Вазтари[1], — заметил Урия.

— Читал, — согласился Откровение, с неохотой отворачиваясь от фрески. — Он часто злоупотребляет гиперболами, но в этом случае он, скорее, преуменьшает впечатление.

— Ты изучаешь искусство? — спросил Урия.

— Я много чего изучал в жизни, — сказал Откровение. — В том числе и искусство.

Урия указал на центральную сцену фрески, где было изображено чудесное существо, состоящее из света, вокруг которого расположились механизмы из золота.

— Тогда ты не можешь отрицать, что эту работу пронизывает вдохновение, дарованное свыше.

— Конечно же, могу, — возразил Откровение. — Фреска грандиозна вне зависимости от того, существуют высшие силы или нет. Она не доказывает существование чего бы то ни было. Боги никогда не создавали произведений искусства.

— Раньше некоторые сочли бы такие слова богохульством.

— Богохульство, — ответствовал Откровение с ироничной улыбкой, — это преступление без жертвы.

Урия невольно рассмеялся.

— Точно подмечено, но ведь только рука, которую направляла божественная сила, могла создать подобную красоту?

— Я не согласен с этим, — сказал Откровение. — Скажи, Урия, доводилось ли тебе видеть скальные скульптуры Марианского каньона?

— Нет, — ответил Урия, — но я слышал, что они невероятно красивы.

— Так и есть. Скульптуры в тысячу метров высотой изображают королей той земли, и вырезаны они в скале, на которой не может оставить отметину никакое оружие и никакой бур. Они нисколько не уступают в грандиозности этой фреске, материалом им послужила скала, тысячелетия не видевшая света, и создал эти скульптуры в незапамятные времена народ, никогда не знавший бога. Истинному искусству не нужна божественная причина, оно существует само по себе.

— У тебя свое мнение, — вежливо согласился Урия, — а у меня свое.

— Изандула — художник, прекрасный в своей гениальности, в этом сомнений нет, — продолжал Откровение, — но ей также надо было как-то зарабатывать на жизнь, и даже лучшие художники вынуждены браться за заказную работу, когда таковая подворачивается. Эта работа принесла ей хороший доход, я уверен, ибо в те времена церкви были до неприличия богатыми организациями; но была бы ее работа менее чудесной, если бы по заказу она расписывала потолок во дворце какого-нибудь светского правителя?

— Наверное, нет, но этого мы никогда не узнаем.

— Да, не узнаем, — согласился Откровение и прошел мимо Урии по направлению к алтарю. — И я склонен полагать, что людьми, которые ссылаются на божественную силу в качестве объяснения такой гениальной работы, отчасти движет зависть.

— Зависть?

— Вот именно, — сказал Откровение. – Они не в силах поверить, что кто-то из рода человеческого способен создавать подобные шедевры, а они — нет. Отсюда и объяснение: разум художника наполнила вдохновением некая божественная сущность.

— Какое циничное представление о человечестве, — заметил Урия.

— Отчасти, да, — ответил Откровение.

Урия пожал плечами и сказал:

— Эта беседа очень занимательна, но, друг Откровение, прошу меня извинить: мне надо готовиться к службе для моей паствы.

— Никто не придет, — сказал Откровение. — Здесь остались только ты и я.

Урия вздохнул.

— Зачем ты здесь? На самом деле?

— Это последняя церковь на Терре, — объяснил Откровение. — Скоро история избавится от подобных мест, и прежде, чем церковь исчезнет, я хочу запечатлеть ее в памяти.

— Я так и знал, что эта ночь будет необычной, — сказал Урия.