Последняя утопия. Права человека в истории

Исходя из повсеместного согласия относительно перечня прав, включая социальные и экономические права, при разработке первоначального варианта Всеобщей декларации не было никаких причин настаивать на первичности той или иной идеологии – несмотря на широкую популярность христианских социальных концепций не только среди разработчиков этого документа, но и среди тех, кто впоследствии обсуждал его на площадке ООН. Как уже отмечалось, Жак Маритен, главный пропагандист христианского персонализма, стал пионером внедрения элементов коммунитаристского либерализма в предшествующую католическую традицию. Теперь же он посвятил себя изучению философских основ прав человека, сотрудничая с Организацией Объединенных Наций по вопросам образования, науки и культуры (ЮНЕСКО) в деле их пропаганды и разъяснения. Кроме того, христианство, пусть в разной степени и различными способами, повлияло на мировоззренческие установки тройки ключевых создателей Всеобщей декларации: адвоката Джона Хамфри, руководившего отделом прав человека в секретариате ООН на протяжении двух десятилетий и составившего первый набросок списка прав, а также Шарля Малика и самой Элеоноры Рузвельт112.

Хотя двадцать лет спустя франко-еврейский юрист Рене Кассен был удостоен Нобелевской премии мира, в настоящее время мы знаем, что вклад этого центрального европейского эксперта, участвовавшего в разработке проекта декларации, меркнет на фоне вкладов других участников113. Кассен, выдающийся человек, которого, впрочем, трудно назвать глубоким мыслителем, начал свою агитацию за более гуманный послевоенный порядок, основанный на правах, еще осенью 1941 года, на совещании союзников, состоявшемся в лондонском Сент-Джеймсском дворце, где он представлял свою оккупированную страну как патриот и гуманист. К тому моменту он горячо обличал тоталитаризм, используя папские образы гипертрофированно разросшегося государства, противовесом которому представали нерушимые права личности. В первые послевоенные годы Кассен возглавлял Всемирный еврейский союз (Alliance Israelite Universelle), известную франко-еврейскую правозащитную организацию, вместе с которой разделял быстро утвердившуюся риторику универсальной жертвенности тех, кто пострадал от нацизма. Как бы то ни было, следуя традициям французского республиканизма, он в целом был готов согласиться с коммунитаристскими установками своих коллег по редакционному комитету114.

Шарль Малик был, пожалуй, ключевой фигурой в переговорах, предшествовавших обнародованию Всеобщей декларации. Прежде чем стать выдающимся дипломатом, этот ливанский христианин, который в нацистские годы учился у Мартина Хайдеггера, защитил диссертацию в Гарвардском университете. После войны Малик обратился к идеологии христианского персонализма, которая поддерживала его твердые антикоммунистические убеждения и надежды на светлое христианское будущее как для Ближнего Востока, так и для всего мира. Благодаря именно ему «человеческая личность» («human person») Маритена стала главным протагонистом Всеобщей декларации. По словам Эдварда Саида, его родственника, который благоговейно внимал Малику в те годы – по крайней мере, до тех пор, пока его не отвратил христианский антикоммунизм наставника, – Малик полагал, что превознесение личного достоинства и личных прав повлечет за собой не слияние всех мировоззрений воедино, а «столкновение цивилизаций, войну между Востоком и Западом, коммунизмом и свободой, христианством и всеми прочими, менее значительными религиями»115.