Суркут выпалил всю их историю: драконы, Зал Жизни, Меришадер, чувство, что за ними шли всю дорогу назад. Как только он закончил, Отин упал на пол, изо рта потекла пена, на губах высыпали белые пятна. Ноги стали дергаться и он потерял сознание.
За следующие несколько часов сыпь распространилась со рта на все тело, покрыв его чем-то вроде тонкого белого пуха. Тело под пухом покрылось пленкой и он перестал дрожать, когда нити закрыли запавшие глаза и нос. Потом его лицо вообще исчезло под паутиной, которая затвердела и стал напоминать маску. И очень скоро все его тело оказалось, как в коконе, внутри твердой непробиваемой оболочки.
Именно тогда барон ударил Жезлом в сердце, оплетенное паутиной, чтобы человек внутри больше не мучался. А потом, когда кокон взорвется и разлетится на части? Отин станет таким же как Ниракс, одним из них, Меришадером, Существом Тени.
Барон поставил дымящийся Жезл в нишу, находившуюся в стене коридоре. Жезл шипел, когда капли воды падали на него. Рядом с нишей был альков, и там они похоронили Отина, завалив вход в него блоками, упавшими с мокрого потолка. Потом посмотрели на свою работу. Да, когда он проснется, его это не удержит.
От Легиона Огня осталось только трое. Когда-то в нем было двадцать тысяч, но это было семь лет и тысячи лиг назад.
Барон прислонился к мокрой кирпичной стене, от усталости опустив голову на грудь; там, где его лицо не было обожжено или покрыто черной бородой, оно казалось смертельно бледным. Как любовник, который ненавидит неутолимую похоть, но не может жить без нее, так и он глядел на горящий Жезл, который сверкал так же ярко как и тогда, много лет назад, когда он в медной шкатулке принес его в Тралл. Барон глядел и не мог наглядеться на него, сверкающее чудо, в которое он влюбился в тот момент, когда впервые увидел его в темноте гробницы Маризиана.
Жезл освещал потолок в пятидесяти футах над ними, и сотни ярдов туннеля, протянувшегося на милю вперед и назад.
Свет Теневого Жезла: человеческий глаз не в состоянии долго глядеть на него. Прямоугольник сине-белой энергии, которая сжигает сетчатку, путь в другой мир.
И человеческая плоть не в состоянии даже коснуться его — как и барон, который нес Жезл всю дорогу от Тралла. Лицо и руки Илггилла были в черных волдырях, губы — открытая рана. Энергия жезла прожгла насквозь полированную металлическую кирасу и обжигала ему грудь.
Горло горело от ожогов, и единственным средством заглушить боль оставалась падавшая с потолка вода, которую он жадно пил. Еда из Зала Жизни, которую принесли Суркут и Отин больше не манила его к себе. Жезл, Теневой Жезл: только его свет, медленно убивая, давал ему цель в жизни.
В
Но хотя Бог привел его так далеко, Барон знал, что Жезл предназначен не для него, а для Светоносицы — она придет сюда, вслед за ним. И тогда возрожденное солнце, как золотое видение, засияет над погруженными в тень полями, холмами и городами, и исцелит мир. Опять придет золотое лето, своими теплыми руками поднимет цветы и деревья, которые гибли, лишенные солнечной ласки. Поля опять начнут приносить урожай. Свет возрожденного солнца омоет мир, небо станет лазурно-голубым. Но он, Иллгилл, никогда не увидит будущего. Никогда он не посмотрит в лицо Ре, никогда не увидит Солнце. Для него остался только один свет, свет Жезла.
Барон зашевелился и поднял голову. В магическом белом свете Жезла он ясно видел обоих своих товарищей. Но более пристально он посмотрел на Зара Суркута, думая о внешнем мире и о странах, которые еще поклоняются Пламени. Наверняка Червь покорил всю Империю, от запада до востока, а Галастра? Такая далекая от Тире Ганда, такая далекая от чего угодно. Быть может легионы Тире Ганда никогда не пересекут Астардианское Море?
Надежда на то, что Огонь все еще где-то горит, несмотря на поражение на поле Тралла, поддерживала его все это время, когда он в мороз пересекал Палисады, пробивался сквозь Полунощную Чудь в магическую Страну Лорн. Только десять из его людей добрались до Лорна. И тогда он решил: хватит с него смертей. И он остался ждать там, в месте, где не было времени, куда беспокойству и тревогам вход был запрещен. Но даже в этой стране бессмертных, в Лорне, ему не было покоя. И когда он увидел картины будущего в кристаллической комнате под дворцом, он понял, что должен идти.