Последняя весна

– А не рановато?

Анастас пристально посмотрел на председателя, вздохнул и опустил голову.

– Значит, сына думаешь лишить наследства?

– Я так полагаю, Роман Евсеич, теперь говорить о наследстве как-то неловко. Устарел этот обычай-то, не нужен он: пo нынешним временам. Если все у нас общее, то и после смерти все должно остаться обществу.

– Правильно, отец, очень правильно… Институт наследства – единственный пережиток, узаконенный государством… – авторитетно заявил Роман Евсеич.

Анастас махнул рукой:

– Я не про себя говорю. Какое у меня наследство. Один дом, и тот кое-какой. Видно, и Андрейка-то мой не очень в нем нуждается.

– Значит, дом решил завещать Луковым?

– А если возьмет колхоз – с радостью отдам, Роман Евсеич.

– Во как! Это хорошо, даже замечательно. – Председатель пристально посмотрел на Анастаса и задумался, а потом вскинул голову, весело улыбнулся и хлопнул по столу ладонью: – Решим так. Пока можется, живи в нем сам, Анастас Захарыч. А если хочешь завещание оставить, то пиши на имя Ивана Лукова. Это все равно что колхозу… Я позвоню Евсюкову. Он тебе быстро состряпает эту бумаженцию.

Правление колхоза и сельсовет находились в одном доме. Трудно было понять, кто кому подчиняется – колхоз сельсовету или наоборот. Вообще-то по закону колхоз должен подчиняться сельсовету. Но по тому, как Роман Евсеич разговаривал по телефону с председателем сельсовета, Анастас понял, что руководителя местной власти Роман Евсеич крепко зажал и спуску ему не дает.

– Слушай, Евсюков, – приказывал Роман Евсеич, – завещание оформи, и безо всяких «но» и «да»… А на законных наследников начхать!.. Судить надо таких наследников: полуживого старика бросили на произвол судьбы. Ты смотри мне, старика не мытарь. Выдай ему эту завещательную, и баста! Понял, Евсюков? Тогда действуй…

Роман Евсеич посмотрел на часы, крякнул и сокрушенно покачал головой. Анастас поспешно встал и вплотную подошел к столу:

– Прости, Роман Евсеич, не осуди. Думку хотел одну поведать.

Роман Евсеич поморщился:

– Ну что ж, валяй…

И Анастас торопливо и сбивчиво изложил свою заветную мечту о колхозном рыбоводстве. Роман Евсеич слушал его с нетерпением, то и дело поглядывал на часы, назвал Анастаса «молодцом», пообещал обязательно подумать над его «проектом», пожал старику руку и, схватив портфель, выскочил из кабинета…

Местная власть расположилась в двух небольших комнатах. В одной сидел секретарь, в другой – председатель Евсюков.

Секретарь – девушка миловидная, опрятная – одним пальцем отстукивала на машинке протокол последней сессии. Евсюков сидел за массивным письменным столом, морщил лоб и кусал ногти: он о чем-то напряженно думал. Перед ним лежал лист бумаги, на котором четкими круглыми буквами было выведено: «Наши итоги». После долгих мучительных раздумий Евсюков взлохматил густые рыжие волосы, бросил перо, потер руки и весело посмотрел на Анастаса, который скромно сидел на краешке стула и не спускал глаз с председателя.

– Так… Значит, вы и есть тот самый Засухин? – спросил Евсюков.

Анастас встал и поклонился:

– Так точно, он самый… то есть я – Анастас Засухин из Дальних Выселков.

– Ага! Прекрасно! – воскликнул Евсюков, опять взъерошил волосы и потер руки. – Очень хорошо, товарищ Засухин! – Он прошелся по тесному кабинету, посмотрел в окно и опять сел на свое председательское место. – Тэк-с, вы по поводу завещания?

– Ну да, завещания, товарищ председатель, – поспешно заверил Анастас.

– Ясно. – Евсюков тряхнул головой и подмигнул Анастасу. – А проектик вы подготовили, товарищ Засухин?

Анастас, недоумевая, пожал плечами:

– То есть какой проектик? Что-то мне невдомек, товарищ председатель.

– Проект завещания… – Евсюков на минуту задумался, а потом довольно-таки толково пояснил: – Обыкновенное завещание, написанное собственной рукой. Вы, конечно, не написали?

– Нет, не написал, – искренне сознался Анастас.

– Ну и прекрасно! – воскликнул Евсюков. – Сейчас мы его быстренько сочиним.

Евсюков достал из ящика стола стопку бумаги, очистил перо, поскреб затылок, сказал: «Тэк-с, начнем, пожалуй», – и перо забегало по бумаге.

– «Я, Анастас Захарович Засухин, колхозник колхоза „Зеленые холмы“, будучи в твердой памяти и здравом рассудке…» – писал и говорил Евсюков, и Анастас удовлетворенно поддакивал. Ему очень нравился этот молодой веселый председатель сельсовета. Евсюкову было лет тридцать семь. В его плотной приземистой фигуре бурлила энергия. Большие голубые глаза были выпучены и чуть не вылезали из орбит. Ярко-рыжие волосы, казалось, горели. Чистое, с мягкой розоватой кожей лицо было до наивности благодушным.

Когда завещание было составлено и отстукано на машинке, Евсюков дал подписаться под ним Анастасу, потом размашисто подмахнул сам и в качестве свидетеля заставил подписаться секретаря, а потом все это скрепил гербовой печатью.

Анастас здесь же, в кабинете председателя, слегка вспорол подкладку пиджака и глубоко запрятал драгоценную бумагу.