Последняя воля Нобеля

— Должен сказать, что вы здесь, за городом, очень внимательно следите друг за другом. Господин Гопкинс знал, где ты находишься. Но что делал здесь Бернард Торелл?

— Он действительно приехал за картиной, — сказала Анника. — Воображал, что очень похож на Беатриче Ченчи, считал себя мстителем за поруганную невинность и растоптанную справедливость.

Она посмотрела на К. и вдруг почувствовала, что давно беззвучно плачет.

— Его когда-то изнасиловал отец, и Бернард убил его за это.

— Я этого не знал, — признался К.

Анника посмотрела на потолок.

— Все остальные убийства были из-за денег, — сказала она. — Нобелевская премия по медицине должна была оправдать потраченные компанией «Меди-Тек» пятьдесят миллиардов долларов. Она стала бы крупнейшей в мире фармацевтической фирмой. Слушай, у меня дети дома. — Она неопределенно взмахнула рукой. — Можно, мы отложим допрос на завтра?

К. задумался на несколько секунд, потом кивнул:

— За тобой кто-нибудь присмотрит? Когда вернется Томас?

Анника улыбнулась сквозь слезы.

— Конечно, обо мне позаботится Томас. Я кое-что напишу для газеты и отошлю тебе копию. Не будет запрета на разглашение?

— Будет, — ответил он, — но ты можешь поступить, как посчитаешь нужным.

Она вышла из дома, пересекла лужайку, вошла в дом, поднялась по лестнице, вошла в спальню, обнаружила там крепко спящих в двуспальной кровати детей, вышла, закрыла за собой дверь и без сил повалилась на пол на лестничной площадке.

Четверг. 3 июня

Должно быть, она уснула и какое-то время проспала, потому что, открыв глаза, поняла, что на дворе глубокая ночь и мертвая тишина. Чувствуя какую-то смутную вину, пошатываясь и не вполне понимая, где находится, Анника встала и пошла в спальню, взглянуть на детей.

Эллен безмятежно посапывала с большим пальцем во рту, и Анника осторожно вытащила его. Погладила дочку по головке, и Эллен довольно шмыгнула носиком, но не проснулась. Калле, изредка всхрапывая, крепко спал с открытым ртом.

«Он придет, — подумала она. — Папочка вернется к нам, обязательно вернется».

Ей была невыносима сама мысль о том, что все может сложиться и по-другому. Надо отвлечься от душевной боли. Анника знала только один способ. Она пошла в кабинет и включила компьютер.

Она начала писать и написала обо всем: о шантаже Каролины, о ее тайне, о ее ослеплении Тореллом, о том, что сказал Бернард, и о реакции Эббы, о своих собственных умозаключениях, о приезде полиции.

Закончив, она отправила текст двум адресатам — К. и Янссону. Оба письма она сопроводила одним и тем же заголовком: «Примечание: запрет разглашения!»

Пусть делают что хотят.

Она выключила компьютер и некоторое время неподвижно сидела за столом, глядя в окно. Летняя ночь отливала черной синевой. Дул ветер, но было тепло. В старом доме Гопкинса горел свет — на кухне и в цокольном этаже. В доме Эббы было темно. Наверное, она еще не вернулась из больницы.

Глаза горели от переутомления, но сна не было. Она вошла в ванную и остановилась в двери, глядя на ванну. Она была пустая и чистая: Анника отполировала эмаль замшей. Никаких больше мертвых женщин в ее ванне.

Она вздохнула, вздох перешел во всхлип, а затем в рыдание.

«Он вернется, — подумала она. — Он должен вернуться домой. О, Господи, сделай так, чтобы он снова вернулся ко мне!»

Она уселась на унитаз и подперла голову руками, прислушиваясь к своему тяжелому дыханию. Удары сердца отдавались в ушах, руки мелко дрожали.

«Как ты мне нужен. Я люблю тебя. Прости меня, прости».

— Я же не хотела тебя обидеть, — прошептала она.

Она заплакала, обхватив руками голову, и плакала до тех пор, пока не иссякли слезы. Она не могла больше плакать, в доме стояла тишина, а в душе поселилась невероятная пустота.

Анника посидела еще несколько минут, а потом встала, чувствуя себя совершенно разбитой и измотанной.

«Все устроится, все устроится само собой. Не знаю как, но все уладится».

Она взяла зубную щетку, потянулась к тюбику и обнаружила, что он пуст. Почистила зубы водой, потом вымыла лицо дорогим мылом и причесалась. Внимательно посмотрела на себя в зеркало — какие у нее припухшие и отчужденные глаза. Она нагнулась через раковину ближе к зеркалу; лицо покрыла тень, смазавшая черты.

Она закрыла глаза, выпрямилась, вновь открыла глаза и оглядела ванную.

Все сияет, блестит и пахнет хлорной известью.

Анника выключила свет и вышла на лестничную площадку. В окутавшей ее темноте почему-то стало легче дышать.

«Все зависит от меня, — решила Анника. — Я все сделаю, если захочу. Главное — начать. Хуже уже не будет».

Она сделала несколько шагов к лестнице, когда раздался трескучий грохот. Звук был каким-то нереальным, как во сне, и показался Аннике страшно далеким. Она не испугалась, скорее удивилась. За грохотом тут же последовал оглушительный звон разбитого стекла.

Что за черт?..