Последняя воля павших небес (СИ)

Один, второй, третий, четвёртый. Чем больше монахов приходило ко мне просто подержать за руку, тем лучше я себя чувствовал, как бы странно это не звучало. Так продолжалось какое-то время, пока в один день я полностью осознанно не заговорил с отцом Павлом, который всегда следил за всеми этими рукопожатиями.

Разговор вышел странным слегка.

Во-первых, отец Павел, не выгоняя пяток монахов, находившихся в тот момент в комнате, с серьёзным выражением лица обрушил на меня новость, что сам Господь Бог спас меня в тот день и даровал мне величайший дар. Дар Исцеления. Все те люди, приходившие ко мне на протяжении всех этих дней, имели разной степени болезни и недуги, которые после недолго контакта со мной начинали сходить на нет. Ожоги исчезали, раны очень быстро затягивались, простуда исчезала через десяток минут и зрение становилось у некоторых намного лучше, даже у тех, у кого оно почти пропало.

— Только руки ты ещё не отращивал, Александр, но даже имеющиеся случаи просто невероятные!..

Так и начался новый этап моей жизни в этом мире.

***

Судьба святого

1881–1884 год

Следующий день рождения я отмечал уже в Спасо-Преображенском мужском монастыре среди послушников и монахов, как самый обыкновенный послушник. Ну, почти обыкновенный. На протяжении всего того года меня учили монахи. Не в обиду дядьке Захару и его сестре, которым, кстати, как я позже выяснил, сказали, что я погиб по дороге, якобы ко «врачу», но меня, наконец, обучили писать на русском языке и читать литературу разного типа.

Но в основном это была церковная литература и молитвы.

Вообще, после того удара копытом по башке, я и вправду стал ощущать себя несколько не так, как раньше. Помимо того, что я с какого-то перепугу начал людей лечить, просто касаясь тех, так я и ещё начал испытывать странное чувство, как будто что-то вспоминал. К примеру, на одном из занятий по рукописанию я вполне свободно сумел написать пером пару предложений, красивым рукописным почерком, хотя перо в руки я взял только-только. Это я ещё не говорю о том, что значений некоторых букв я не знал на тот момент. Или же смутные воспоминания о каких-то мировых войнах, исторических личностях и о странных устройствах, о которых местные знать ничего не знают. Это всё было странно. Если дар целительства ещё худо-бедно понять было можно, то откуда мешанина воспоминаний из будущего у меня в голове? Дар предсказателя так проявляется?

Пораскинув мозгами, я решил, что распространяться о втором «даре» всё же не стоит. Мало ли к каким последствия это приведёт? Сначала нужно было разобраться самостоятельно со всем, но вот само понимание того, что тот злополучный удар копытом принёс мне много чего странного и интересного, пришло быстро.

Но и помимо этого я стал в общем мыслить и воспринимать окружающий мир как-то иначе. По-взрослому, что ли… Трудно дать этому оценку. Вот, например, если раньше меня заботила только лишь работа в конюшне и редкие вкусности, которые готовила баба Надя, то уже на территории рязанского кремля я уже размышлял об образовании, о своих странных возможностях, перспективах и будущем. До удара копытом таких мыслей мою головушку не посещало вовсе, как и мыслей о чём-то нематериальном…

Чего уж греха таить, не смотря на некий план отца Павла о моей некой будущей канонизации и становлением полноценным церковнослужителем на земле рязанской, я так и не прочувствовал необходимость религии. Это было довольно странно, о чем я до сих пор стыдливо признаюсь себе, учитывая моё окружение и места, где я находился в то время. Да, вера дала мне новый толчок в развитии, но и не признавать того факта, что я жив благодаря Богу — глупо, но…

Я просто понимал душой и сердцем, что небольшого серебряного креста на груди мне было вполне достаточно и комфортно, но заявлять подобное отцу Павлу я попросту не мог решиться. Столько рублей и сил в меня вложили, а я тут такое заявляю. Неправильно это.

Быт послушника не приносил мне дискомфорта или какого-то отторжения, мне это даже немного нравилось, а потому я просто помалкивал и делал, что просили. Вот я и читал молитвы в храме почти ежедневно, занимался учебой с монахами и самое основное — лечил людей.

Первый месяц после прибытия в монастырь я занимался только монахами и послушниками.

Во второй — я своего рода отдыхал и обвыкался в новом для себя месте с новыми людьми. Всего пару тройку раз людям помог, которые работали на территории кремля и всё на этом.

А уже с третьего месяца — я работал строго по выверенному графику, но только по воскресеньям с раннего утра и до самого заката солнца, как врач какой-нибудь.

Для приёма посетителей мне даже выделили небольшую персональную комнатушку на втором этаже здания монастыря, приставив ко мне двух коренастых монахов на всякий случай, как я понял. Это можно было понять, мне ведь тогда только-только второй десяток пошёл.

Ожидал ли я увидеть толпу больных и немощных под окнами здания?

Да, почему-то я этого и ожидал.

Была ли она на самом деле?

Нет.