ЭЛЬВИРА. Ты скрылся из дому как вор. А воров ловят. Вот я и поймала тебя, Хуан.
ХУАН. До меня доходили какие-то слухи, тебя видели в разных городах, но мне и в голову не приходило...
ЭЛЬВИРА. Да, Хуан... Я ездила именно за тобой.
ХУАН. И долго?
ЭЛЬВИРА. Не так уж долго. Каких-нибудь двадцать лет. Полжизни, только и всего.
ХУАН. Понятия об этом не имел. Я вовсе не прятался от тебя.
ЭЛЬВИРА. Знаю. Мужья, любовницы, родственники - тебе было от кого прятаться. Между прочим, это было самое обидное: ты и не думал от меня бегать, а я не могла тебя догнать.
ХУАН. Зачем тебе это понадобилось?
ЭЛЬВИРА. Узнаешь.
ХУАН. Хочешь есть?
ЭЛЬВИРА. Нет.
ХУАН. А вина?
ЭЛЬВИРА. Нет.
ХУАН. Ну, сядь хотя бы.
ЭЛЬВИРА. Мне сидеть в этом притоне? А впрочем, ты прав: слишком много чести - мне стоять, когда она лежит.
ХУАН. Ты хотя бы обедала?
ЭЛЬВИРА. Какая тебе разница?
ХУАН. Кончита, принеси мяса и вина.
ЭЛЬВИРА. Мне есть из рук у бесстыжей девки?.. Вино согрей, я продрогла в дороге.
Вкусом ты никогда не отличался.
ХУАН. Ты двадцать лет гонялась за мной, чтобы поговорить о вкусе?
ЭЛЬВИРА. Нет.
ХУАН. Тогда о чем же?
ЭЛЬВИРА. Узнаешь... Отвернись, я хочу причесаться.
ХУАН. Поговоришь, а потом причешешься?
ЭЛЬВИРА. Только мне нужна правда.
ХУАН. Спрашивай.
ЭЛЬВИРА. Правда - ты понял? Я не могу так больше! Я должна понять. Двадцать лет у меня голова пухнет от всех этих мыслей!
ХУАН. Я же сказал - спрашивай.
ЭЛЬВИРА. Ты меня ненавидишь?
ХУАН. Нет.
ЭЛЬВИРА. А тогда, раньше?
ХУАН. И тогда - нет. Я тебя не ненавидел, я тебя просто не любил.
ЭЛЬВИРА. Ну почему, скажи, почему у всех мужья как мужья, а у меня негодяй и развратник?
ХУАН. Такого выбрала.
ЭЛЬВИРА. Ты не был таким!
ХУАН. Да, я не был таким. Я был обычным студентом, разве что скромнее других. Когда ко мне подходила девушка, я не знал, куда руки девать...
ЭЛЬВИРА. Ты быстро научился находить им применение.
ХУАН. Я думал только об учебе, я мечтал посвятить всю жизнь благороднейшей из наук - алхимии...
ЭЛЬВИРА. Тебя не силой вели в церковь.
ХУАН. Нет, конечно, нет! Просто ты вдруг бросилась мне на шею, вошел твой отец и тут же дал согласие на брак, хотя я об этом вовсе не просил.
ЭЛЬВИРА. Мог сказать "нет".
ХУАН. Постеснялся...
ЭЛЬВИРА
ХУАН. Наверное, мы из разных домов. Я тоже мечтал о доме. Только о другом: где не будет эгоизма, лицемерия, где не станут чужую жизнь стелить себе под ноги, как половицу.
ЭЛЬВИРА. У тебя есть этот дом?
ХУАН. Нет.
ЭЛЬВИРА
ХУАН. Но ведь и ты меня не любила.
ЭЛЬВИРА. Откуда ты знаешь?
ХУАН. В те годы я вспыхивал от любой искры. В тебе искры не было.
ЭЛЬВИРА
ХУАН. Но ведь эти двадцать лет ты жила как хотела.
ЭЛЬВИРА. Отвернись. Я все-таки причешусь.
Это ты жил как хотел: ты был свободен. А я - нет. Я все равно была твоей женой, брошенной, но женой. И все мои подруги жалели именно меня. И именно ко мне приходили рассказать, какой ты мерзавец, причем возмущались твоими мерзостями с упоением и с такими подробностями, которые понаслышке не приобретешь. Нет, Хуан, получить свободу я могла только одним путем: став твоей вдовой. Но мне и тут не везло. Даже бедняга капитан уж как старался тебя убить, а чем кончилось?
ХУАН. Я не хотел, он сам напоролся на шпагу.
ЭЛЬВИРА. Мне от этого не легче.
ХУАН. Слушай, сколько можно вертеться перед зеркалом?
ЭЛЬВИРА. Погоди!
ХУАН. Что с тобой?
ЭЛЬВИРА
ХУАН. Не забудь сказать, что я убийца.
ЭЛЬВИРА. Что ты сделал со мной?!
КОНЧИТА
ЭЛЬВИРА. Где ты копаешься? Тебе же велели подать вина.