Последняя жертва

— Ого! — восхитилась я, медленно обводя взглядом комнату. — Потрясающе!

Комната оказалось огромной, она занимала большую часть дома. Я поняла, что остальные комнаты — кухня, спальня и ванная — намеренно сделаны такими маленькими и строго функциональными. Именно эта комната являлась сердцем дома.

Как и в спальне, одна стена была стеклянной и выходила на море. Остальные три стены от пола до потолка занимал громадный, застекленный спереди виварий. Весь пол вивария был усыпан темно-красным песком, камнями ярких окрасок и выбеленными солнцем древесными обломками. Повсюду раскинули ветви тропические растения замысловатой формы, с широкими бархатистыми листьями. Скрытое освещение придавало буйной растительности изумрудный, золотистый и желтый оттенки, а на задней стене располагались репродукции фрагментов древней наскальной живописи.

Застекленные емкости с тропическими растениями, горными породами и древесными обломками изумляли уже сами по себе, даже без их длинных грациозных обитателей, свешивающихся с веток, свернувшихся вокруг камней и не сводящих с нас глаз.

Я подошла к самому большому отсеку. Змея, находящаяся внутри, около трех метров длиной, поднималась с пола, пока ее голова не оказалась на одном уровне с моей. Мы посмотрели друг другу в глаза. У змеи был золотистый окрас с необычно крупным у основания головы узором, рисунок вдоль хребта представлял собой зигзаг с острыми углами. Не сводя с меня глаз, рептилия чуть качнулась вправо, потом влево. Я чуть было не сделала то же самое. Я почувствовала, что у меня появилась резь в глазах, — несколько секунд я не моргала.

— Это кобра? — спросила я, понизив голос.

— Это Така, четырехлетняя королевская кобра, — подтвердил мою догадку Шон. — Ее задержали на таможне, когда она была еще малышкой. Она сильно пострадала во время путешествия, и ни один из зоопарков не решился ее взять. Похоже, ты ей понравилась.

— Откуда ты знаешь?

— Она не надувает капюшон.

Я стала обходить комнату по периметру, прошла мимо тонкой ярко-зеленой змеи — это, как объяснил Шон, была белогубая куфия, обитающая в тропических лесах и бамбуковых зарослях Азии. В отсеке, где было много воды, я увидела полутораметровую африканскую гадюку-носорога, яркую, желто-голубого с красным окраса, с двумя чешуйчатыми выступами на носу, похожими на рога. При инфракрасном свете змеи вели себя активнее, чем обычно они ведут себя в серпентариях. Обходя комнату, я замечала повсюду медленное, плавное движение.

Когда я все рассмотрела, всем восхитилась и познакомилась со всеми семью обитателями жилища Шона, я повернулась к хозяину. Впервые с момента моего приезда он перестал на меня глазеть. Виварий загипнотизировал его также, как и меня, несмотря на то что он видел змей каждый день.

— Почему ты так любишь змей? — поинтересовалась я.

Он повернулся на звук моего голоса.

— Змеи самые неотразимые, самые красивые создания на земле, — сказал он, как будто ответ был очевиден.

— Да, змеи симпатичные, но…

— Симпатичные? — Он обхватил меня за плечи и подвел к клетке с гадюкой-носорогом. — Они как бриллианты, чем дольше любуешься, тем великолепнее они кажутся.

Мы стояли, наблюдая, как змея медленно скользит по бревну.

— Красивые, но холодные, — заметила я, переходя к соседней клетке и пытаясь таким образом сбросить его руку. — Их морды ничего не выражают, они живут сами по себе, не показывают, что узнают хозяина. Когда берешь их в руки, они становятся агрессивными.

Я спорила из принципа — в глубине души я была полностью согласна с Шоном, что змеи — удивительные создания. Мне просто нравилось слушать то, что хозяин говорил о своих питомцах.

— Меня, по крайней мере, никогда не узнавали, — добавила я.

— Не женское это дело. Только мужчина способен по-настоящему оценить змею.

Я искоса взглянула на него: он что, смеется? Это такая топорная шутка во вкусе дедушки Фрейда? Но Шон был совершенно серьезен, он не сводил глаз с крошечной пестрой змеи, которая наполовину зарылась в песок.

— Змей содержат исключительно мужчины, — заявил Шон. — Мне кажется, мы ощущаем их власть.

Шона почти загипнотизировала свернувшаяся клубочком, извивающаяся передней частью тела змейка. Если бы Шон не заговорил, я решила бы, что он забыл обо мне.

— Змеи замечательные охотники, — продолжил он. — Такая скорость и сила! Есть в этом нечто загадочное. Их жертвы просто исчезают у них внутри, с костями и шерстью. Змея, пожалуй, олицетворяет саму смерть. Приходит время, и змеи сбрасывают собственную кожу и являются миру обновленными. Словно возрождаются. Жизнь и смерть. Все просто, как дважды два.

Он вновь повернулся ко мне.

— Но ты больше любишь ящериц. — Он дразнил меня, но чуть-чуть — на самом деле он не имел ничего против того, что я предпочитаю других рептилий. — В дикой природе, — сказал он, оглядываясь на высунувшейся из песка пестрый хвост, — даже в тех местах, где я побывал, змею заметить невероятно трудно. Они такие быстрые, такие недоверчивые! Лишь поймав змею, можно в должной мере оценить ее. Но змеи никогда не станут ручными.

— Тебя привлекает все таинственное, — заметила я.