Последняя жертва

Однажды в канун Рождества я работала во вторую смену, тогда в приют доставили бородатую ящерицу — хорошо известное пресмыкающееся родом из Австралии. На всем ее теле были ужасные следы ожогов. Ее владельцы из самых лучших побуждений, но совершенно не зная, как обращаться со своим новым домашним любимцем, поместили ящерицу в сушильный шкаф, чтобы не замерзла. Бедняжка застряла между стенкой шкафа и баком с горячей водой. Когда хозяева ее обнаружили, кожа у рептилии настолько обгорела, что прикипела к баку.

Это был самый жуткий случай, с каким мне довелось столкнуться, но, к сожалению, далеко не единственный. За годы сотрудничества с «Эолом» я стала свидетельницей ужасных страданий, которых легко можно было бы избежать, если бы люди прочли пару книжек, или побродили бы по сайтам Интернета, или хотя бы проконсультировались в ближайшем зоомагазине.

В приемном покое было слишком многолюдно, как для субботы. Неужели весть о последнем «приобретении» уже облетела округу? Редкий любитель рептилий упустит шанс увидеть самую ядовитую в мире сухопутную змею.

Не успела я подойти к двери кабинета Роджера Теннанта, как она распахнулась и сам Роджер вышел мне навстречу. Мы с ним давно были знакомы; он читал у нас лекции, когда я училась в университете, и его энтузиазм сыграл не последнюю роль в выборе мною специализации. Он, как обычно, расцеловал меня в обе щеки. Он сделал это из лучших побуждений, но мне было неприятно — не люблю, когда люди прикасаются к моему лицу. Вместо того чтобы пригласить в кабинет, он увлек меня вглубь коридора, затем завел в один из смотровых кабинетов.

Я была здесь уже тысячу раз. В приюте два смотровых стола, вдоль стены — широкий металлический стол. На уровне головы, по периметру комнаты, размещены шкафы. На всех поверхностях ни пылинки, инструменты блестят, клетки готовы принять новых жильцов — совершенно обычный смотровой кабинет в обычной ветклинике, может, чуть больше размером. В таком кабинете я работаю каждый день. Исключением был лишь высокий чумазый мужчина, который, вытянувшись во весь рост, крепко спал на большем из двух смотровых столов.

— Шон, просыпайся, она приехала, — сказал Роджер. Проявляя старомодную учтивость, Роджер сразу же взял у меня контейнер с тайпаном, несмотря на то что тот не был тяжелым. С невозмутимым видом, как будто обычным делом было то, что на смотровом столе спит бродяга, Роджер понес контейнер к свободному столу. Я видела, что у него так и чешутся руки открыть его, но он оглянулся на проснувшегося гостя. Мужчина открыл глаза, дважды моргнул, огляделся и сел.

Я никогда не пялюсь на людей. Никогда. Слишком хорошо знаю, насколько неуютно чувствуешь себя под любопытствующими взглядами. Но в ту минуту, когда мужчина открыл глаза, я посмотрела на него и сразу узнала. В жизни он выглядел еще более потрясающим.

Между тридцатью пятью и сорока годами, кавказской внешности: лицо, форма головы; глаза яркие, каре-зеленые. Он настолько загорел, что его легко можно было принять за уроженца Африки. У него были длинные черные волосы, заплетенные в косички, ниспадавшие на плечи. Он был довольно высоким и очень худым. На нем были грязные порванные джинсы, выгоревшая голубая рубашка в клетку, кожаная куртка со следами десятка сражений и сапоги, выглядевшие так, словно он километров сто пробирался в них по джунглям. И это, как я вскоре узнала, было недалеко от истины.

— Клара, это Шон Норт, — представил Роджер. — Ты, вероятно…

Слышала о нем? Конечно же слышала! Кто же, имеющий отношение к миру рептилий, его не знает? Вот почему в приемном покое так много людей! Шон Норт — самый известный в мире герпетолог. Он англичанин, всеми уважаемый консультант по пресмыкающимся, сотрудничает с двумя или тремя крупнейшими нашими зоопарками. Но его никогда нет в Англии. Он путешествует по миру, обычно со съемочной группой, разыскивает редчайших — обычно и самых опасных — пресмыкающихся и снимает о них фильмы. Его конек — ядовитые змеи, но я видела, как он гипнотизировал варанов, крокодилов и хамелеонов. Его фильмы удивительны; о его способности выслеживать самых осторожных животных ходят легенды, а то, с какой смелостью он берет в руки опасные экземпляры, внушает почтительный трепет. Кажется, он ничего не боится — вновь и вновь рискует жизнью в самых неприветливых местах на земле. Он — гений. А кроме того, как заметил когда-то один мой коллега, он законченный псих.

Шон протянул мне руку. Не зная, что сказать, я пожала ее. Кожа была сухой из-за чрезмерного пребывания на солнце, вся в шрамах и следах укусов.

— Прошу прощения, — сказал он, сдерживая зевоту, — долгий перелет.

— Шон прилетел ранним утром, — пояснил Роджер. — Я знал, что он сегодня должен вернуться из Индонезии, поэтому оставил сообщение на его мобильном. Он тут же приехал. Лучшего специалиста мне не найти.

Мне тоже. Только жаль, что его присутствие настолько меня ошеломило.