Последняя жертва

На этот раз ее огорчение не было полностью наигранным. Да, она считала нужным вести себя так, будто уверена в моей виновности, но когда новость о состоянии Мередит дошла до нее… Да, она действительно была потрясена. Как и я, впрочем; хотя я, по крайней мере, знала, что Мередит поправится.

Ганс все еще воспринимал скептически ее «переход на другую сторону», но оставил эту тему.

– А что насчет Беликова? Вы клялись, что он больше не стригой, но, видно, и здесь что-то пошло не так.

Кристиан рядом с Лиссой заелозил на месте. Его, постоянно защищавшего Дмитрия, эти подозрения и обвинения раздражали все больше и больше. Лисса заметила это и заговорила сама, не дав ему сказать ни слова:

– Он не стригой!

От раскаяния Лиссы не осталось и следа, Дмитрия она была готова защищать с прежним неистовством. Она никак не ожидала, что допрос свернет в эту сторону, готовилась отстаивать меня и свое алиби. Явно довольный такой ее реакцией, Ганс пристально наблюдал за ней.

– Тогда как вы объясните, что он оказался в это замешан?

– Уж точно не потому, что он стригой, – ответила Лисса, снова стараясь взять себя в руки; сердце у нее колотилось часто-часто. – Он изменился. В нем ничего не осталось от стригоя.

– Но он напал на стражей… и не раз.

Судя по выражению лица Таши, она хотела вмешаться и тоже защитить Дмитрия, но прикусила губу. Поразительно. «Что на уме, то и на языке» – это относилось к обоим Озера.

– Не потому, что он стригой, – повторила Лисса. – И он не убил ни одного стража. Роза сделала то, что сделала… ну, не знаю почему. Может, потому что ненавидела Татьяну. Это всем известно. Но Дмитрий… Говорю вам, то, что он был стригоем, не имеет к этому никакого отношения. Он помогал ей, потому что раньше был ее наставником и думал, что она попала в беду.

– Это крайность для наставника, в особенности такого, который – до превращения в стригоя – был известен своей уравновешенностью и рационализмом.

– Да, но он не мог рассуждать рационально, потому что…

Лисса оборвала себя, внезапно осознав, что влипла. Ганс, казалось, быстро сообразил, что даже если Лисса имела отношение к недавним событиям – в чем он отнюдь не был уверен, – то она обеспечила себе непробиваемое алиби. Разговор с ней, однако, давал ему возможность разгадать другую головоломку: участие в моем бегстве Дмитрия. Дмитрий пошел на то, чтобы замкнуть все на себя, даже если это сулило окончательную утрату доверия к нему. Лисса рассчитывала убедить остальных, что его действия объясняются защитными инстинктами бывшего наставника, но, как выяснилось, этот номер проходил не со всеми.

– Почему он не мог рассуждать рационально? – продолжал давить Ганс, не спуская с нее проницательного взгляда.

Перед самым убийством королевы Ганс поверил, что Дмитрий снова стал дампиром. Что-то подсказывало мне – он по-прежнему так считал, но чувствовал, что за всем этим кроется нечто гораздо большее.

Лисса молчала. Она была против того, чтобы люди считали Дмитрия стригоем; она хотела, чтобы они верили – в ее силах возвращать к жизни не-мертвых. Однако если идея того, что Дмитрий просто помогал своей бывшей студентке, кажется неубедительной, то подозрения в отношении его снова всплывают на поверхность.

Внезапно Лисса встретилась взглядом с Альбертой. Та молчала, внимательно оглядывая присутствующих, – как все стражи. На ней также лежала печать мудрости, и Лисса воспользовалась магией духа, чтобы увидеть ауру Альберты. Та казалась хорошей – цвета и энергия спокойные; более того, в глазах Альберты Лисса прочла вспышку понимания и… усмотрела подсказку.

«Расскажи им, – говорили глаза Альберты. – Это создаст новые проблемы, но гораздо менее тяжелые, чем теперешние».

Лисса не сводила с нее взгляда, пытаясь вычислить, не приписывает ли Альберте собственные мысли. Ну какая разница, кому принадлежит идея? Лисса понимала, что она верна, и это главное.

– Дмитрий помогал Розе, потому что… потому что у них были… отношения.

Альберта, как я и предполагала, не удивилась; более того, явно испытывала облегчение оттого, что истина вышла наружу. Вот кто был поражен, так это Ганс и Стил.

– Говоря «отношения», вы имеете в виду… – Ганс помолчал, подбирая слова. – Вы имеете в виду романтические отношения?

Лисса кивнула. Она чувствовала себя ужасно – ведь она только что открыла секрет, который поклялась мне хранить; но я не обвиняла ее – в такой-то ситуации. Любовь – надеялась я – послужит достаточным оправданием поведению Дмитрия.

– Он любил ее, – продолжала Лисса. – И она любила его. Если он помог ей сбежать…

– Он действительно помог ей сбежать, – прервал ее Ганс. – Напал на стражей, взорвал бесценные, привезенные из Европы статуи, которым несколько веков!

Лисса пожала плечами.

– Я же сказала – он не мог рассуждать рационально. Видимо, считал ее невиновной и хотел помочь. Он сделал бы для нее все – и это никак не связано с тем, что он был стригоем.

Ганс явно не принадлежал к романтикам.

– Любовь не оправдывает все это.

– Она же несовершеннолетняя! – воскликнул Стил.

– Ей восемнадцать, – поправила его Лисса.

Ганс бросил на нее острый взгляд.