Последняя Золушка

– И думать не смей! – прикрикнула крестная. – Такому двести семьдесят лет учиться надо и после еще триста стажировки! Кстати, о шлепанцах. Быстро переодевайся и марш на бал! Сегодня больше ничего не найдешь. И месяц еще не найдешь ничего. А усядешься за учебники о хороших манерах! И артефакт давай сюда. Я ее сдам куда положено.

– Ну, она ж наверняка не работает, – заныла та, у которой отбирали законную добычу. – Я только немножко у себя ее подержу, и все! И дома сидеть буду! Месяц! Честно! И книжки эти самые читать!

– И поедешь на бал. Сейчас! – отрезала крестная.

– Хорошо, – буркнула Золушка. – Поеду! Но только в своих тряпках…

– Щас! Тебя и на конюшню в этом не допустят! Что такое дресс-код, знаешь?

– Наслышана.

– Так что не увиливай, а надевай!

– Умываться надо или поколдуешь?

– Ладно, чер… бог с тобой, вымогательница. Поколдую. Тем более что по-простому тебя неделю отмывать надо! Платье надевай, живо! Да не так! Вырезом вперед!

– Ты чего – вырезом вперед? У меня ж так все вывалится, если наклонюсь!

– А ты не наклоняйся! И по паркету не ползай, и в клумбах не ковыряй! Вот так присядешь, – крестная сделала реверанс, – и все. Ежели чего уронишь – перчатку там или платок, – сама не поднимай, жди, пока кавалер. Много не говори, что в подвалах у них зарыто, не спрашивай… Теперь туфли!

– Ого, каблучищи!

– Это ты каблучищ не видела! Меньше среднего, устойчивые, как раз для танцев.

– Нет, я не могу… я упаду! Можно я все-таки в кроссовках?…

– Сейчас по шее получишь!

– Меня даже мачеха не бьет! И на каблуках ходить не заставляет! Да и вообще, что это за слово – «мачеха»? Грубое, противное… маменька – вот самое подходящее!

– Ты мне зубы своей маменькой не заговаривай! Не жмут?

– В самый как раз… А из чего они сделаны? И как?

– Имитация хрусталя. Распечатала на 3D-принтере.

– Вау, круто!

– Ты там слов таких постарайся не говорить.

– А они не разобьются?

– Не должны. Космические технологии. Хотя с твоими талантами…

– А поеду я на чем?

– С таким характером надо бы на метле! Тыквы у нас из моды вышли… – Крестная задумчиво подобрала с земли желудь и одним мановением сотворила роскошный, обтекаемый спорткар небывалого цвета кофе с молоком.

– Вау! – завизжала Золушка. – Ключи!

– Скорость не превышай. И не вздумай сейчас выехать и вместо бала по дорогам раскатывать! Я по навигатору следить буду! Если мимо дворца проедешь – пеняй на себя.

Золушка потупилась. По ее лицу было видно, что именно раскатывать по дорогам, вместо того чтобы отправляться на бал, она и собиралась.

– Да, веди себя прилично, бредни всяких старых дураков выслушивай, они это любят… Танцы танцуй на каблучищах, а потом, усталая, еще и домой пешедралом, потому как твоя машинка в двенадцать ночи в желудь превратится! Слава богу, хоть вместо этого, – Золушка задрала под нос крестной ногу в хрустальной туфельке, – родные педали вернутся!

– Чего… вернется?!

– Кроссовки мои, говорю!

– О господи… при короле хоть от таких выражений воздержись! Ладно, средство передвижения при тебе останется… до утра, а там посмотрим.

– Правда?! И после бала можно будет пого… поездить, да? Я буду себя хорошо вести! Обещаю!

Фея печально смотрела крестнице, резко взявшей с места, вслед.

– Обещает она… Разговаривать не умеет, вести себя не умеет… и даже мотор не прогрела!

Мир номер три. Прошлое. Детство, из которого все мы родом

Все наши горести и неудачи родом из детства. И еще потому, что у нас слишком хорошая память.

– Ты уродка, – сказала девочка, рассматривая меня и зачем-то скашивая глаза к носу. Тут же я догадалась: это она меня передразнивает. – Тебя никто не возьмет! Таких, как мы, никто не берет. – Она вздохнула. – Как тебя зовут?

– Мирабелла.

– Тебя будут бить. Лучше бы у тебя было другое имя. Тут всех бьют. У тебя есть деньги?

– Нет. – Я смутилась.

– Лучше отдай им сразу. А то они будут бить тебя каждую ночь.

– Но у меня нет денег! – почти закричала я.

Девочка смотрела на меня и равнодушно ковыряла в носу.

– Когда я вырасту, я уйду отсюда, – сообщила она. – Только это будет еще не скоро. Я не хочу с тобой дружить. Потому что, если я буду с тобой дружить, меня тоже будут бить.

– Почему же ты не уходишь? – Я уже плакала и ненавидела, ненавидела сразу всех: и эту сопливую замухрышку, и свою мать – как она посмела умереть и оставить меня совсем одну?! – и тех, кто меня сюда привез, и тех, других, кого я еще не видела, но кто скоро появится и будет меня бить…

– Со мной никто не дружит. – Она исподлобья смотрела, как я плачу, и вдруг сказала: – Не реви. Тут не любят тех, кто ревет. Таких бьют.

– У вас всех бьют! – выкрикнула я. – Ты сама это сказала!

– Да, – подтвердила сопливая неряха. – Всех. Но тех, кто плачет, бьют все время. И они все время плачут. Сколько тебе лет?

– Шесть, – ответила я. Теперь сопли текли у нас обеих.