Последняя звезда

– Предал? О нет, совсем наоборот. Если бы потребовалось описать тебя одним словом, им было бы «преданный».

Человек отступил в сторону, и в комнату вошла женщина в белом халате. Она катила перед собой каталку, за нею следовали два солдата. Они подняли Эвана с пола и уложили на каталку. Он увидел замершую на форсунке последнюю каплю воды. Она подрагивала, а он не мог оторвать от нее взгляд. Руку обернули манжетой, но он этого не почувствовал. Ко лбу приложили термометр, он и его не ощутил.

В глаза посветили фонариком. Женщина ощупала его тело, помяла живот, помассировала шею и таз. У нее были восхитительно теплые руки.

– Как меня зовут? – спросил полковник.

– Вош.

– Нет, Эван. Назови мое имя.

Эван сглотнул. Ужасно хотелось пить.

– Я не смогу произнести.

– Попытайся.

Он покачал головой. Это было невозможно. Требовалась совершенно другая анатомия. С тем же успехом Вош мог попросить шимпанзе процитировать Шекспира.

Женщина в белом халате и с теплыми руками воткнула ему в руку иглу. Тело Эвана расслабилось. Ему больше не было холодно, его не мучила жажда, его сознание прояснилось.

– Откуда ты? – спросил Вош.

– Из Огайо.

– До этого.

– Не могу произнести…

– Забудь о названии. Расскажи мне, где твой дом.

– Созвездие Лира. Вторая планета от карликовой звезды. Люди открыли ее в две тысячи четырнадцатом году и назвали Кеплер четыреста тридцать восемь би.

Вош улыбнулся:

– Ну конечно. Кеплер четыреста тридцать восемь би. И почему из всех предложенных вариантов ты выбрал именно Землю? Почему ты явился сюда?

Эван повернул голову и посмотрел на полковника:

– Ты знаешь ответ. Тебе известны все ответы.

Полковник снова улыбнулся, но взгляд его был жестким. Он повернулся к женщине:

– Оденьте его. Пора Алисе прогуляться в кроличью нору.

65

Ему выдали синий комбинезон и пару белых тапок.

– Это все ложь, – сказал он наблюдавшим за ним солдатам. – Все, что он вам наговорил. Он такой же, как я. Он использует вас, чтобы вы убивали себе подобных.

Ребята молчали и только нервно поглаживали спусковые крючки винтовок.

– Война, в которую вы готовы ввязаться, не настоящая. Вы будете убивать невинных людей, таких же выживших, как сами. Вы уничтожите их, а потом мы уничтожим вас. Вы принимаете участие в собственном геноциде.

– Ага, а ты гребаный кусок инвазированного дерьма, – сказал тот, что помоложе. – А когда командир с тобой разберется, он отдаст тебя нам.

Эван вздохнул. Пробиться через эту стену лжи было немыслимо, потому что, приняв правду, они обрекли бы себя на смерть.

«Порок стал добродетелью, а добродетель – пороком».

Его вывели из комнаты, увлекли по длинному коридору, потом спустили на три лестничных пролета на нижний уровень. Еще один длинный коридор, поворот направо в следующий, который проходил вдоль всей базы. Двери без номеров и табличек, стены из серых шлакоблоков, стерильный свет флуоресцентных ламп. В этом месте никогда не наступает ночь, здесь всегда день.

Они подошли к последней двери в сером коридоре. Сотни дверей, мимо которых он проходил, были белого цвета, эта – зеленого. Она открылась, и они вошли.

В комнате стояло откидывающееся кресло с ремнями для рук и ног. Еще несколько мониторов, клавиатура и техник с непроницаемым лицом. И Вош.

– Ты знаешь, что это такое, – сказал он.

Эван кивнул:

– «Страна чудес».

– И что я рассчитываю там обнаружить?

– То немногое, чего пока не знаешь.

– Знай я то, что мне нужно, я бы не стал заморачиваться с твоим возвращением.

Техник пристегнул Эвана к креслу. Эван закрыл глаза, зная, что загрузка памяти пройдет безболезненно. А еще он знал, что эта процедура может привести к психологическому срыву. Человеческий мозг обладает удивительной способностью скрывать и сортировать опыт и таким образом защищать себя от мучительных воспоминаний. «Страна чудес» берет чистый опыт без вмешательства мозга, извлекает все факты без каких-либо интерпретаций. Никаких контекстов, никаких причин и следствий, нефильтрованная жизнь, без рационализации, отрицания и удобных для психики пробелов.

Мы помним свою жизнь. «Страна чудес» заставляет пережить ее заново.

Вся операция заняла две минуты. Две очень долгих минуты.

После гнетущей тишины – свет и голос Воша:

– В тебе есть один изъян, и ты об этом знаешь. Что-то пошло не так, и нам важно выяснить, что именно.

У Эвана затекли ноги. Ремни содрали кожу на запястьях.

– Тебе не понять.

– Может быть, ты и прав. Но мой человеческий императив подсказывает, что я должен попробовать.

На мониторах проплывали колонки цифр – его жизнь в череде кубитов: все, что он видел, чувствовал, слышал, говорил, пробовал на вкус и думал. И самый сложный пакет информации во вселенной: человеческие эмоции.

– На диагностику уйдет какое-то время, – сказал Вош. – Идем, хочу кое-что тебе показать.

Эван буквально вывалился из кресла. Вош подхватил его и аккуратно поставил на ноги.

– Что с тобой? – спросил он. – Почему ты так слаб?

Эван кивнул на мониторы:

– У них спроси.