Последние 100 дней

Впрочем, остаток жизни Ницше был печален. Он страдал от сифилиса[113], полученного, по всей видимости, во время первого же сексуального контакта. Болезнь сопровождалась мучительнейшими мигренями и приступами слепоты, а в конце концов привела к слабоумию и параличу. Таким образом, хотя болезнь не убила его немедленно, она явно способствовала его смерти и никак не могла сделать его сильнее. В процессе ментального угасания Ницше пришел к убеждению, что самый значимый вклад в культуру можно было бы сделать, доказав, что пьесы Шекспира были написаны Бэконом. И это явственный симптом развивающейся интеллектуальной и ментальной слабости.

(Я этим интересовался поверхностно, и вот не так давно меня пригласили на христианскую радиостанцию в глубинке Юга. Интервьюер с характерной южной предупредительностью всегда давал мне достаточно времени, чтобы я мог высказать свои аргументы. А потом удивил меня, спросив, не считаю ли я себя ницшеанцем. Я отверг это предположение, сказав, что согласен с рядом положений, сформулированных великим философом, но в главном не согласен с ним и нахожу его презрение к демократии отвратительным. Г.Л. Менкен[114] и другие авторы использовали Ницше для подтверждения справедливости грубых социал-дарвинистских доводов о бессмысленности помощи «неспособным»[115]. А ужасная сестра философа, Элизабет, воспользовалась психическим нездоровьем брата, чтобы утверждать, что его работы были написаны в поддержку германского антисемитского националистического движения. Из-за этого у Ницше сложилась посмертная репутация фанатика. Журналист не отставал. Он спросил, знаю ли я, что большая часть работ Ницше была написана, когда он умирал от сифилиса в терминальной стадии. Я ответил, что слышал об этом и не имею основания сомневаться, хотя никакие подтверждения этого факта мне также неизвестны. Тут я услышал музыкальную заставку, журналист сказал, что наше время почти истекло. И в ту же самую минуту он напоследок поинтересовался, не продиктованы ли мои статьи о боге той же самой болезнью!!! Мне следовало предвидеть такое «ударное» завершение, но ответить уже не удалось.)

* * *

Находясь в итальянском городе Турине, Ницше был глубоко потрясен ужасным событием. Он увидел, как на улице извозчик жестоко избивает свою лошадь. Ницше бросился к лошади, обнял ее за шею, зарыдал, а после этого у него случился тяжелейший припадок с судорогами, и остаток своей несчастной и мучительной жизни он провел под присмотром матери и сестры. Интересна дата этого события. Все случилось в 1889 г., а мы знаем, что в 1887 г. Ницше открыл для себя Достоевского, который оказал на него колоссальное влияние. Налицо почти сверхъестественная связь между эпизодом на туринской улице и кошмарным видением Раскольникова накануне совершенных им убийств. Этот кошмар не сможет забыть никто из тех, кто прочел «Преступление и наказание». Достоевский пишет как раз об избиении лошади. Хозяин хлещет ее по глазам, по спине, призывает прохожих помочь ему в страшном деле... Мы не упускаем ни одной детали ужасной сцены. Если одного лишь стечения обстоятельств оказалось достаточно Аля того, чтобы Ницше окончательно лишился рассудка, значит, все его страдания, не связанные с произошедшим, сделали его слабым и уязвимым. Следовательно, никак не сделали его сильнее. Теперь я думаю, что самое большее, на что он был способен в те редкие моменты, когда боль и безумие не терзали его, — это собрать воедино свои глубокие афоризмы и парадоксы. И это давало ему эйфорическое ощущение собственного триумфа, триумфа воли. Книга «Сумерки кумиров» вышла почти одновременно с ужасным событием в Турине, поэтому совпадение оказалось максимально полным.

Давайте рассмотрим еще один пример — совершенно иной, куда более умеренный философ, который гораздо ближе к нам по времени. Профессор Сидни Хук[116] всегда был материалистом и прагматиком. Он писал изысканные трактаты, в которых сочетались идеи Джона Дьюи[117] и Карла Маркса. Профессор Хук всегда был непреклонным атеистом. В конце своей долгой жизни он тяжело заболел и начал размышлять над интересным парадоксом. Профессор Хук находился в медицинской Мекке мира — в клинике Стэнфордского университета в Калифорнии[118]. Ему был доступен такой уровень лечения и ухода, о каком прежние поколения не могли даже и мечтать, но в то же время мучения его были безмерны. После особенно тяжелого приступа, который удалось купировать, он решил, что раз так, то ему лучше умереть: «Я нахожусь на грани смерти. Для лечения застойной сердечной недостаточности мне была сделана ангиограмма, которая послужила причиной инсульта. Чудовищная и крайне болезненная икота, не прекращавшаяся несколько дней и ночей, препятствовала перевариванию пищи. Мою левую сторону и одну из голосовых связок парализовало. Начался плеврит, и мне стало казаться, что я тону в океане слизи. В один из редких моментов, когда боль отступила, я попросил своего врача отключить приборы, которые поддерживают во мне жизнь, или показать мне, как это сделать».