Читаем Последние 100 дней полностью

Никакого больше притворства, никакой юности. С этого момента приходит тяжелое осознание.

Рисунок на страницах некрологов в New Yorker ... Вспомнить даты смерти Оруэлла[132], Уайльда[133] и т.д. Возможно, Ивлина Во[134]...

Удивительно, как держатся сердце, легкие и печень: чем хуже я себя чувствую, тем здоровее они становятся.

МОЛИТВА: Интересные противоречия вижу я в поведении тех, кто предлагает молиться за меня. Мне слишком легко воспользоваться Паскалевой уловкой и перебраться на верную чашу весов: какой бог устоит перед такими мольбами? То же самое: те, кто говорит, что болезнь послана мне в наказание, считают, что бог не может придумать лучшей мести отъявленному курильщику, чем рак.

Волоски в носу выпали: постоянный насморк. Запоры и поносы чередуются...

«Прежний порядок меняется, уступая место новому. Полагаю, Господь явит себя по-разному и очень скоро. Меня пожрет какая-то вульгарная маленькая опухоль...»

Несколько лет назад британскому журналисту Джону Даймонду был поставлен диагноз «рак». Свою болезнь он превратил в еженедельную колонку. Он сумел сохранить тот же дерзкий тон, что и раньше. Он честно признался в трусости и панике, но рассказал и о любопытстве, и о собственной смелости. Его рассказ казался абсолютно достоверным: именно так живут с раком. Болезнь не делает тебя другим человеком и не мешает ссориться с женой. Как и многие читатели, я привык читать его колонку из недели в неделю. Но через год с небольшим... наши ожидания неизбежно сбылись. Чудесное исцеление! Я вас дурачил! Нет, подобная концовка не сработала бы. Даймонд должен был умереть; и он должным образом, совершенно правильно (в повествовательном смысле) умер. Хотя — как я мог это упустить? — суровый литературный критик мог бы упрекнуть его в том, что завершению его истории недоставало компактности...[135]

Некоторые соболезнования совершенно неумышленно кажутся финальными — либо из-за использованного прошедшего времени, либо по каким-то другим особенностям прощальных речей. Присланные цветы далеко не всегда радуют.

Я не веду борьбу с раком — это он борется со мной.

Смелость? Глупость! Приберегите это качество для борьбы, от которой невозможно уклониться.

СолБеллоу: «Смерть — это амальгама, без которой мы ничего не увидели бы в зеркале».

Головокружительное ощущение прыжка во времени: меня катапультировали прямо к финишной черте. Пытаться не думать о моей опухоли — означает не думать вовсе. Люди пытаются вести себя так, словно это всего лишь ЭПИЗОД из жизни.

ОНКОЛОГИЯ/ОНТОЛОГИЯ: По твердым религиозным убеждениям, небеса просто приговаривают человека к длительным мучениям, а затем к казни. Монтень: «Ничто не влекло людей к нашей религии более, чем заложенное в ней презрение к жизни».

Страх ведет к суевериям — Господин Рак, впрочем, не нуждается в жертвоприношениях. И я рад, что никто не станет уничтожать животных редких видов во имя моего спасения.

Когда я говорю что-то объективное и стоическое, то все довольны. Ян заметил, что наступит время, когда мне придется уйти. Кэрол спросила меня о свадьбе Ребекки: «Ты боишься, что больше никогда не увидишь Англию?»

Самые обычные выражения приобретают иной смысл. «Срок действия», например... Переживу ли я свою карточку American Express ? Или водительские права? Люди говорят: «В пятницу я буду в городе. Ты еще задержишься?» КАКОВ ВОПРОС!

СТЫНУЩИЕ НОГИ (пока что только по ночам): «периферическая нейропатия» — еще одно слово типа «некротический», которое

описывает победу смерти над жизнью организма.

И ты худеешь, но раку неинтересно поедать твой жир. Ему нужны твои мышцы. Диета Туморвилля никому еще не пошла на пользу.

Хуже всего — «химио-мозг». Тупой, оцепеневший.

Что если долгие, изощренные пытки — это всего лишь прелюдия к чудовищной казни?

Тело из надежного друга превращается в безразличного чужака, а потом в злобного врага... Пруст?[136]

Если я приму веру, то вот почему: пусть лучше умрет верующий, чем атеист.

Нет даже погони за лекарством...

Бюрократия — вот проклятие Туморвилля.

Как печально видеть себя на старых видеозаписях или в YouTube ...

«Постепенное разоблачение» все еще для меня не проблема.

Книга Майкла Корды «Человек к человеку»...[137]

Настолько привыкаешь к дурным новостям, что хорошие новости — это все равно что Брейтенбах[138] и торт. Печально говорить, но теперь мне по крайней мере не придется делать ЭТО.

Ларкин отлично пишет о страхе в своем «Утре». Он восхваляет Юма[139] и Лукреция[140] за их стоицизм. Довольно справедливо: атеистам не нужны соболезнования и молитвы.

Банальность рака. Полный джентльменский набор побочных эффектов. Блюдо дня.

Посмотреть стихотворение Шимборской о пытке и теле как вместилище боли[141].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дальний остров
Дальний остров

Джонатан Франзен — популярный американский писатель, автор многочисленных книг и эссе. Его роман «Поправки» (2001) имел невероятный успех и завоевал национальную литературную премию «National Book Award» и награду «James Tait Black Memorial Prize». В 2002 году Франзен номинировался на Пулитцеровскую премию. Второй бестселлер Франзена «Свобода» (2011) критики почти единогласно провозгласили первым большим романом XXI века, достойным ответом литературы на вызов 11 сентября и возвращением надежды на то, что жанр романа не умер. Значительное место в творчестве писателя занимают также эссе и мемуары. В книге «Дальний остров» представлены очерки, опубликованные Франзеном в период 2002–2011 гг. Эти тексты — своего рода апология чтения, размышления автора о месте литературы среди ценностей современного общества, а также яркие воспоминания детства и юности.

Джонатан Франзен

Публицистика / Критика / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное / Биографии и Мемуары
Опровержение
Опровержение

Почему сочинения Владимира Мединского издаются огромными тиражами и рекламируются с невиданным размахом? За что его прозвали «соловьем путинского агитпропа», «кремлевским Геббельсом» и «Виктором Суворовым наоборот»? Объясняется ли успех его трилогии «Мифы о России» и бестселлера «Война. Мифы СССР» талантом автора — или административным ресурсом «партии власти»?Справедливы ли обвинения в незнании истории и передергивании фактов, беззастенчивых манипуляциях, «шулерстве» и «промывании мозгов»? Оспаривая методы Мединского, эта книга не просто ловит автора на многочисленных ошибках и подтасовках, но на примере его сочинений показывает, во что вырождаются благие намерения, как история подменяется пропагандой, а патриотизм — «расшибанием лба» из общеизвестной пословицы.

Андрей Михайлович Буровский , Андрей Раев , Вадим Викторович Долгов , Коллектив авторов , Сергей Кремлёв , Юрий Аркадьевич Нерсесов , Юрий Нерсесов

Публицистика / Документальное