Последние атаки

Задерживая снижение самолета, Петр тянет ручку управления на себя, но машина угрожающе проваливается вниз. Воронин расстегивает замки привязных ремней, чтобы выброситься из кабины, если самолет начнет кувыркаться между деревьями.

Еще ручку на себя! На какую-то секунду «як» застывает в воздухе. «Родной, продержись еще секундочку, потеряй скорость!.. Молодчина! Ну, еще!..» Нет, самолет окончательно потерял скорость, проваливается и, подминая под себя кустарник болота, грузно плюхается на фюзеляж.

Машина уже не во власти летчика, а во власти инерции. Она скользит по воде. Петр бросает ненужное теперь управление и упирается руками в приборную доску. Теперь он готов ко всему: самолет начнет кувыркаться — пригнет голову к коленям, резко остановится — самортизирует руками, чтобы не удариться головой, ну а если будет тонуть — постарается быстро выскочить из кабины.

Его «як» и в последний момент не подкачал. Разбросав по сторонам сосны и кусты, он, будто поднатужившись, проскользил, как лодка, еще несколько метров по болотной жиже и выполз на твердый грунт поляны.

Неожиданность — коварный и постоянный враг для летчика. Вот и сейчас Петр Воронин оказался в ее власти и был готов ко всему. Приземлившись, в первую очередь приготовился к встрече с фашистами. В руке пистолет. Он на взводе. Но вокруг — никого. Никто не бежит к нему. Тишина. Что бы это значило? Наверняка противник притаился, намереваясь схватить русского летчика с меньшими потерями. Петр, привстав в кабине, настороженно озирается по сторонам. Дуло пистолета следует за его взглядом. Ни души. Кругом воронки от бомб и снарядов.

Самолет остановился метрах в пяти от одной из таких ям. Они запорошены снегом, и с воздуха заметить их было невозможно.

Шум пронесшегося над головой самолета заставил Петра поднять лицо к небу. Это Иван Андреевич. Он выпускает шасси и делает разворот. Наверняка собирается сесть рядом со мной. Значит, я на вражеской земле. Но может ли здесь приземлиться «як»? Поляна метров триста шириной и девятьсот длиной, по размерам подходит. А окопы и воронки? Нет, здесь «як» не сядет. Вот если бы По-2…

— Иван! Иди домой! — кричит по радио Петр. Но радио не работает. Воронин пулей выскакивает из кабины и руками машет другу, чтобы улетал. Иван под охраной Лазарева и Коваленко продолжает упорно снижаться, рассчитывая приземлиться возле подбитого «яка». Хохлов не видит или не обращает внимания на запрещающие сигналы Воронина. Тогда Петр, забыв о всякой предосторожности, открыл стрельбу в сторону снижающегося самолета. Но и она не помогла.

Иван у самого берега болота коснулся колесами земли. Самолет побежал. Петр — наперерез ему. Ведь там, впереди, целый рои воронок… То ли он заметил Петра, а возможно, и увидел ямы — резко дал газ. Мотор взревел, «як» отскочил от земли и, покачиваясь, готовый вот-вот свалиться па крыло, поплыл над воронками, набирая скорость.

Друзья ушли домой. Тишина болью отдалась в душе комэска. С тревогой вновь оглядывается по сторонам. Никого. Наверное, остывают нервы. Нервы, они точно металл, могут накаляться, а затем остывать. И, видимо, это можно слышать и чувствовать.

Петр прикинул: если поблизости кто-нибудь был, давно уж успел бы объявиться. Впрочем, здесь, в Полесье, у противника нет сплошной обороны. Она состоит из опорных пунктов и узлов сопротивления, созданных в городах и селах, на дорогах и возвышенностях. Возможно, Воронин и приземлился в промежутке этих участков обороны?

В тонком слое снега он замечает торчащую, как иглы, прошлогоднюю стерню. Значит, были посевы. А вот и домик. Но подойдя ближе, он разглядел, что это не дом, а обыкновенный сарай, в каких обычно храпят сено. Подойдя еще ближе, Петр обнаружил, что одной стены нет, а внутри что-то чернеет и вроде бы шевелится. Наконец разглядел: танк с крестом на борту., . Где-то рядом должны быть и танкисты. Наверняка, они притаились и целятся, готовые в любой момент сразить летчика, попавшего в беду. Поблизости нет ни одной воронки. Единственное оружие — пистолет — против брони бессильно.

Воронин растерянно разглядывает свой «ТТ». Снимает перчатки и бросает на землю. Теперь они не нужны. Нужен только пистолет. Когда грозит неминуемая гибель, остается единственная разумная возможность — сохранить до конца достоинство советского воина.

К Петру вновь возвращается спокойствие. «А ну, выше голову!» — командует он себе. Но голос словно чужой. Кажется, будто говорит кто-то другой, стоящий за плечами. Подчиняясь ему, он крепко сжал в руке пистолет, шагает прямо на танк: будь что будет, но живым он не сдастся.