Последние битвы Императорского флота

Крейсер входил полностью затемненный, без поднятого флага. «В предрассветной мгле можно было различить большое количество судов, скученных в гавани. По первому взгляду только одни „купцы“. Как мы ни протирали глаза, нигде не было ничего похожего на военный корабль…» — вспоминал командир германского крейсера. Неожиданно капитану сообщили, что наблюдатели видят на фоне огней силуэт крупного боевого корабля с высокой мачтой между второй и третьей дымовыми трубами. Мюллер немедленно отдал приказ атаковать именно его.

Приблизившись к неизвестному боевому кораблю на максимально возможно близкое расстояние, на «Эмдене» поняли, что перед ними русский легкий крейсер «Жемчуг». Безмятежный и недвижимый корабль представлял для противника в условиях царящей безмятежности совершенную цель.

Германский свидетель нападения удивлялся: «Наконец, когда „Эмден“ прошел на расстоянии около 1 кабельтова под кормой у загадочного корабля и вышел к нему на траверз, мы окончательно установили, что это крейсер „Жемчуг“. На нем царили мир и тишина. Мы были так близко от него, что в слабом свете зарождавшегося дня отчетливо виднелось все, что делается на русском крейсере. Но ни вахтенного начальника, ни вахтенных, ни сигнальщиков не было заметно».

В 5 час 18 мин утра артиллеристы «Эмдена» получили приказ открыть огонь и выпустить по «Жемчугу» одну торпеду.

Ровно через 11 секунд над русским крейсером поднялся огромный столб воды и огня. Корму «Жемчуга» от потрясшего её взрыва подбросило вверх, а затем она грузно осела в темную воду, освещаемую заревом пожара, почти до кормового флагштока.

Снаряды «Эмдена» уже рвались в носовой части «Жемчуга», где располагались матросские кубрики. Германский мемуарист так описывал произведенный обстрел русского крейсера: «С дистанции около 1 кабельтовых мы выпустили свою первую мину из правого бортового аппарата и в тот же момент открыли огонь всем бортом по носовой части „Жемчуга“, где, вероятно, спала в своих койках большая часть команды. Наша мина взорвалась в кормовой части крейсера. Его всего как бы сотрясло от этого взрыва. Корму подбросило на 0,25 или 0,5 метра из воды, а затем она стала медленно погружаться. Только после этого русские обнаружили признаки жизни. Видно было, как распахиваются двери офицерских кают. Много офицеров выскочило наверх, но казалось, будто они не слишком твердо знают свои места по боевому расписанию. Потоптавшись немного, они стремительно бросились на корму и стали кидаться за борт. Их примеру последовали и матросы… Между тем наша артиллерия поддерживала бешеный огонь по „Жемчугу“. „Эмден“ самым малым ходом дефилировал мимо противника в расстоянии около 2 кабельтовых, посылая в него один залп за другим. Носовая часть крейсера была изрешечена за несколько минут. Языки пламени охватили весь полубак. Сквозь дыры в борту виднелся противоположный берег. Ни один наш снаряд не пропадал даром. При попаданиях появились какие-то короткие, почти бесцветные вспышки. Затем около пробоины образовывался как бы огненный вихрь, устремлявшийся внутрь корабля, и сквозь пробоины и отверстия в борту вылетало целое облако дыма несколько метров в диаметре. Я думаю, что из-под полубака вряд ли мог спастись хоть один человек…»

Однако русские морские офицеры и в этих чудовищных условиях смогли дать последний должный ответ атаковавшему противнику. Хотя на «Жемчуге» и началась паника, а часть команды бросилась за борт, ситуацию изменили два офицера — капитан 2-го ранга Николай Владимирович Кулибин (которому будет суждено пасть от руки большевиков в Петрограде четыре года спустя) и артиллерийский офицер лейтенант Юлий Юльевич Рыбалтовский.

Дело хорошего отпора нападавшему германскому крейсеру осложнилось тем, что матросы, относительно быстро занявшие свои места у целых орудий, по команде Рыбалтовского и Кулибина не обнаружили там снарядов — элеваторы подачи не действовали. Отчасти это произошло потому, что капитан корабля капитан 2-го ранга барон Иван Александрович Черкасов перед своим съездом на берег приказал убрать боезапас в погреба, так как снаряды нагревались из-за высокой температуры наружного воздуха.

Словно предвидя грядущую трагедию, старший офицер крейсера Николай Владимирович Кулибин настойчиво добивался разрешения командира зарядить хотя бы два орудия и иметь около них по пять снарядов в кранцах первых выстрелов и элеваторах.

Именно из одного из этих чудом уцелевших кормовых орудий лейтенант Рыбалтовский лично открыл огонь, успев произвести по «Эмдену» всего лишь несколько выстрелов. И хотя по его показаниям два снаряда попали в германский крейсер, документально это не было подтверждено.

Вахтенный начальник крейсера мичман А. К. Сипайло открыл огонь из уцелевшего носового орудия и первым же выстрелом по германскому крейсеру добился попадания. На «Эмдене» вспыхнул пожар, о котором скромно умолчал германский мемуарист.

Второй выстрел орудия мичмана Сипайло совпал с прямым попаданием в него германского снаряда, уничтожившего и всех находившихся возле людей…