Летная подготовка была хорошей, особенно в III группе (лейтенант Б.). После бомбардировки тренировочной группы в Бад-Ф. 1 апреля 1944 года и перевода ее в Н., лейтенант М., командир 1-й эскадрильи, принял командование над группой, в то время как командир группы находился в отеле в В.
В этот период обучение было значительно лучше организовано и, несмотря на бомбежки и вызываемые ими трудности, выпускалось значительно больше курсантов.
Будучи офицером еще до начала летной подготовки,
я имел больше возможностей быть с солдатами, чем любой другой офицер группы. В течение всей моей службы, начиная с рядового в 1938 году, даже в самые критические дни войны, я никогда не видел солдат, которые выполняли бы свои обязанности так неохотно и под таким большим принуждением. Пилоты – это добровольцы и потому в значительной степени являются людьми отменных физических и психических данных. То, что военнослужащим истребительных эскадр так недостает качеств необходимых военному летчику, я объясняю следующим: шестимесячный период ожидания очень большая нервная нагрузка для молодых людей, проходящих обучение. К этому надо добавить, что, как таковой, летной практике уделяется слишком мало времени. С утра до вечера, день за днем, они исполняют обязанности наземного персонала. Работ на аэродроме, конечно, очень много, но планировать их необходимо так, чтобы не отнимать время от тренировочных полетов. Однако обслуживающего персонала катастрофически не хватает и курсантов используют не по назначению. Также очень мало внимания уделяется спортивной подготовке.
В полдень предусмотрен часовой перерыв. Но это никогда не соблюдается. Я сам присутствовал при том, когда лейтенант Н., в то время командир 1-й эскадрильи, получил сильный разнос от командира эскадры за то, что разрешил сделать перерыв на целый час. («Будьте добры вбить себе в голову, что вполне достаточно и тридцати минут!») Командир эскадры должен был знать, что у людей едва хватает времени, чтобы торопливо проглотить еду. И действительно, количество людей в столовой удвоилось, они стояли вокруг электроплиты и нервно поглощали пищу, а потом – снова на построение. Естественно, в этой безумной спешке несколько человек прибыли слишком поздно. Это повлекло дальнейшее сокращение времени перерыва.
К сожалению, курсантам пришло в голову пропускать обед. Обнаружилось, что они ели в своих бараках. После этого их комнаты запирались ранним утром и снова отпирались лишь поздно вечером после выполнения всех работ. Несколько человек продолжали проскальзывать туда через различные проемы, и тогда по личному приказу командира эскадры многочисленные лазейки в бараки, включая подвалы, закрыли досками. Были заколочены даже несколько окон на первом этаже.
Легко понять настроение курсантов. Вечеринки в столовой, танцы и ужины (которые должны быть само собой разумеющейся вещью в любом подразделении), даже когда курсанты получали необходимое разрешение, только снижали моральный дух, а в отдельных случаях увеличивали неприязнь курсантов к начальству. Билеты в театр выдавались только офицерам, и лишь унтер-офицеры изредка получали билеты в цирк. После бомбежки и перевода в Н. продовольственное снабжение было сильно сокращено (занятия с четырех утра и до десяти вечера с тарелкой супа в полдень – без вторых блюд). Доктор М. на совещании обратил внимание на то, что постоянное физическое перенапряжение не сможет длиться достаточно долго. До этого действовал приказ о немедленном помещении под арест, если пилот заявит, что не способен выполнять полеты по причинам физического состояния. (Лейтенант С. сообщил об этом доктору М. в моем присутствии.)
Среди офицерского состава командир эскадры майор М. не пользовался уважением, а его поведение и распоряжения резко критиковались. Ни командиру группы, ни трем командирам эскадрилий не позволялось принимать самостоятельных решений. Майор М. напоминал о своем старшинстве при каждом возможном случае. Характерно его высказывание в адрес офицерского состава: «Господа, я спрашиваю с вас не больше того, что я сам делал в прошлом».
С другой стороны, когда его вызывали на совещание и офицер попытался связаться с ним по телефону в восемь часов утра, он заявил, что неслыханно, чтобы подчиненные так рано нарушали утренний сон своего командования.
Подобные действия стали общепринятой практикой во всей группе, инциденты множились и повторялись, пока командиру эскадры не стали приписываться выражения типа «Ночь в столовой гораздо важней, чем ночной боевой вылет».
Я непрестанно упоминал в кругу офицеров, что командиру не хватает опыта и что у него нет никакого представления о правильном обращении с людьми, и, конечно, об обучении курсантов. Подобное обращение с этими добровольцами на пятом году войны является не чем иным, как преступлением.
Глава 7